В доме

Волновать меня снова и снова –
в этом тайная воля твоя,
радость ждёт сокровенного слова,
и уж ткань золотая готова,
чтоб душа засмеялась моя.

Александр Блок

     Почему внутри каждого из нас живёт любопытный наблюдатель? Почему мы алчно впитываем в себя не принадлежащие нам секреты и обожаем смаковать чужие откровения? В эпоху торжества реалити-шоу, живых журналов и Instagram остаёмся ли мы хоть чуть-чуть собой или навсегда попадаем в эскапистскую бутылку Клейна?

     «Я очень хотел показать, насколько люди нуждаются в выдумке. Вот почему они с такой жадностью читают книги, смотрят фильмы. Мы все пытаемся сбежать из нашей действительности. Но в этом есть опасность. Вы, как мои персонажи, можете слишком далеко зайти в этот вымышленный мир. Он настолько восхитителен, что вы потеряете способность различения…» (Франсуа Озон)

     Фундамент фильма «В доме» возведён на сваях пьесы испанского драматурга Хуана Майорга «Мальчик за последней партой». Филолог Жермен, получивший классное руководство над 8 «В», наиболее «варварским» коллективом за всю свою бытность в педагогике, случайно выступает в качестве действующего лица из басни, где «...навозну кучу разрывая, петух нашёл жемчужное зерно». Точно так же в кипе сочинений на тему «Как ты провёл выходные?» он обнаруживает литературный перл некоего Клода Гарсиа, чей текст сияет неизбитыми выражениями вроде «аромат женщины среднего класса» или «глаза цвета дивана» прямо с тетрадного листа. Нестандартный рассказ о визите в «дом нормальной семьи» друга возбуждает интерес и у учительской супруги Жанны, отчаянной галеристки. Но самым пикантным моментом интригующего опуса станет его заключительная фраза: «Продолжение следует…»

     А дальше события начнут развиваться со скоростью звука. Учитель превратится в султана, а Клод – в златоустую Шехерезаду, повествование которой слаще халвы и едче яда среднеазиатской кобры, но от него не по силам отказаться ни рассказчику, ни слушателю…

Её душа, как свет необычайный,
как белый блеск за дивными дверьми,
меня влечёт. Войди, художник тайный,
и кисть возьми…

(Владимир Набоков)

     В который раз шутнику, забавнику и затейнику Франсуа Озону удастся заманить в свои сети легковерную публику. Да, в этом углу панно знакомо поблёскивает грызун-провокатор из его раннего «Крысятника», а здесь начинающему писателю дистанционным путём передают советы литераторы из «Бассейна» и «Ангела». И всё же, смешав в своей картине несколько жанров с сюжетными осколками предыдущих работ, он, подобно стеклодуву, создаст новое, оригинальное произведение искусства.

     Фильм интригует, будоражит, распадаясь на множество реальных, а не грамматических модальностей.  Will-mood, «наклонение воли», порождает thought-mood, «наклонение мысли», а оно, в свою очередь, дарует плоть и кровь fact-mood, «наклонению фактов». Темы творчества, правды и вымысла уступают место традиционному для режиссёра сарказму над буржуазным классом, тот заслоняется изображением не менее часто тиражируемого кризиса семьи и меркнет перед проблемой вмешательства наставника в судьбу обучаемого. Именно необозначенность границ, допустимость приёмов в паре «учитель-ученик» побеждают все остальные конфликты.

     Педагог не даёт клятву Гиппократа, однако принцип непричинения вреда заложен в данную профессию априори. Жермен, неудавшийся автор, помогает развивать сочинительский дар своему подопечному, но оправдывает ли его цель выбираемые им и мальчиком средства? Учитель-соучастник, как Лидия Михайловна для Володи в «Уроках французского» по Валентину Распутину, играет с ним не в «пристенок» – в поддавки, становясь орудием юного манипулятора, как престарелый нацист в «Способном ученике» Сингера.

Если ты –
провода,
я –
троллейбус.
Ухвачусь за провода
руками долгими,
буду жить
всегда-всегда
твоими токами.

(Роберт Рождественский)

     И можно ли, удобряя ребёнка наследием Флобера, Толстого, Достоевского, Чехова, привить ему гуманность, «преподать жизненный урок»? Убийца Леннона носил в кармане роман «Над пропастью во ржи» – чему его научила литература?

     «Я хочу видеть, как жизнь с экрана задаёт мне вопросы. Я – режиссёр, и я не знаю ответов, мне неведомы разгадки тайн жизни и любви. Но у меня есть несколько вопросов, а вам уже самим придётся делать выбор и искать ответы…» (Франсуа Озон)

     При общей серьёзности коллизии картина легка, лишена морализаторства, но не юмора. Её создатель видоизменил пьесу, в том числе – финал, не упустив шанса напомнить о слабости к интриге, провокациям и манипулированию. Перетасовав смыслы со слоями и бросив их к ногам зрителей, как гегемонистая мачеха Золушки – просо вперемешку с маком, он удаляется на очередной бал-фестиваль за коллекцией наград. На кого направлена его ирония? Да абсолютно на всех! Наглядно показанной ограниченностью житейских стремлений он подтрунивает над буржуа. Забавными деталями потешается над обывателями-интеллигентами: например, названиями галереи «Лабиринт Минотавра» или романа Селина «Путешествие на край ночи» (он отправит Жермена в нокаут падением на голову). Присутствием в рискованном интерактивном окружении – над каждым, кто посмотрел «В доме».

     Актёры всегда выбирались режиссёром не менее кропотливо, чем музыка. Ради Фабриса Лукини фильм снимался на французском языке, а ради Озона вышеназванный согласился на повтор нетривиального амплуа. Ему во второй раз после «Откровенного признания» досталась роль одушевлённого дупла, в которое наговариваются сокровенные тайны, словно в бирманской сказке. (Эх, жаль, что здесь нам не позволят оценить пластику Лукини под мелодии Филиппа Ромби, ибо лучше его мнимого психоаналитика из «Признания» танцует наедине с самим собой только Дэвид Хайд Пирс в «Идеальном хозяине»!) Кристин Скотт Томас, жена учителя на экране, явственно демонстрирует личную и авторскую пародию на утончённую интеллектуалку, заполняющую выставочный зал сомнительными экспонатами вроде фотографий неба из рубрики «Найди 10 отличий». Эмманюэль Сенье, напротив, трогательна и доверительно преданна своим среднестатистическим мужу и сыну. Главной же находкой киноленты стал 21-летний Эрнст Умоер. Пронзительный взгляд юноши сделался своеобразным огнём лампы, к которому потянулись доверчивые двуногие мотыльки…

     Но давайте вернёмся к началу и разберёмся с вуайеристами, укажем их поимённо! Кто же, кто сии презренные личности? Клод, проникающий в семью Рафы и нещадно её высмеивающий, потому что втайне мечтает о подобной? Подглядывающий за живыми героями через бумажный бинокль Жермен? Его половина, которая презрительно сравнивает подростка с кузеном из провинции, что шпионил за родственниками, на практике ничем от него не отличаясь? Мы с вами, коль уж попали в эту славную компанию? Франсуа Озон, зачинщик и провокатор? Или сам кинематограф, соблазнительная и доступная замочная скважина для любого из нас?

Мы все грешны, и я не меньше всех
грешу в любой из этих горьких строк,
сравненьями оправдывая грех,
прощая беззаконно твой порок...

(Уильям Шекспир в переводе Самуила Маршака)