Последнее искушение Христа

Светлой памяти Елены С. посвящается.

В лето от Рождества Христова 1988-е случились в просвещенном мире два события, которые иначе,  как проявлением средневековой дикости, не назовешь. Первое – духовный лидер исламской революции,  аятолла Хомейни, объявил священную охоту на писателя Салмана Рушди за его книгу «Сатанинские стихи». Второе событие, получившее широкий резонанс в христианском мире, бойкот по инициативе религиозных организаций фильма Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа». По улицам Чикаго демонстранты несли плакаты: «Богу неугоден этот фильм!», в Париже по этому поводу даже подожгли кинотеатр «Сен-Мишель». Как говорил историк Ключевский: «Вера без мысли –  есть фанатизм».

За два тысячелетия истории искусств (а кинематограф с ХХ века также приобщен в лучших своих образцах к искусству), - библейские и евангельские тексты занимали центральное место в различных жанрах  литературы, скульптуры и живописи. Каждая христианская страна в различные времена создавала свой образ Спасителя. «Какое время на дворе -  таков Мессия» - писал Андрей Вознесенский. Впервые этот образ зримо был воплощен на мозаиках IV века в церквях Равенны – последней столицы  Римской империи. Потом в Византии, где и сложились каноны православной иконы. Оттуда он распространялся на Балканы, затем в Древнюю Русь. Когда произошло разделение христианской церкви на западную, римско -  католическую и восточную, византийско -  ортодоксальную,  церковное искусство тоже разошлось радикально. Православная иконография почти без изменений повторяла однажды разработанные каноны. Художники западной Европы создавали картины и фрески с образом Христа в свободных от догм композициях, в современных живописцам пейзажах и костюмах.  Сравните Христа на картинах  Леонардо и Эль-Греко, Рубенса и Гольбейна, Иеронимуса Босха и Микельанджело.

Литература и в ХХ веке продолжала исследовать проблему о двуедином существовании возвышенного и божественного в земном облике и искала начала непреходящего в столкновении с жестокой реальностью современности. Борхес замечал, что история о Боге, распятом на Голгофе -  главный сюжет, который люди пересказывают поколение за поколением. Библейские мотивы продолжают оставаться неисчерпаемым кладезем архетипических образов, цитат, коллизий, которые пронизывают произведения Франсуа Мориака и Джеймса Джойса, Томаса Манна и Михаила Булгакова, Альбера Камю и Бориса Пастернака. На рубеже XIX и XX веков и десятая муза прикоснулась к Божественной истории. Даже Лев Толстой, сдержанно относившийся к изобретению братьев Люмьер, однажды написал: «Я все думаю сочинить в кинематограф… Пьесу сочинить…  Можно жизнь Христа…».  Новорожденный кинематограф создал немало библейских кинолент в эпоху «Великого немого». Церковь увидела в кинозрелище огромный пропагандистский потенциал и поначалу поощряла выпуск картин на библейско-евангельские темы. Подобная тенденция продолжилась и далее, когда экранные иллюстрации Древнего и Нового Заветов в цвете и звуке, с голливудским постановочным размахом регулярно появлялись на экранах мира.

Но трудная судьба ожидала картины, снятые художниками со своей индивидуальной позицией, с ярким творческим языком. Фильмы  Карла Теодора Дрейера и Робера Брессона, Ингмара Бергмана и Андрея Тарковского, Федерико Феллини и Анджея Вайды, Пьера Паоло Пазолини и Луиса Бунюэля сопровождались яростной критикой клерикалов и отторжением широкой публикой. Помнится, в  девяностые годы ХХ века на  НТВ ( не на том телеканале, где беспрерывно крутят криминальные сериалы, а  в то время наиболее интересном и содержательном в России) была такая рубрика: «Кино не для всех». Раз в две недели, в позднее время показывали фильмы артхаусных режиссеров, сложные для восприятия массовой публики. Американский режиссер Мартин Скорсезе, вроде бы, никогда не относился к утонченным интеллектуалам кинематографа. Наоборот, все его фильмы всегда имели успех в широком прокате.

Но показ его  фильма на российском телевидении столкнулся со скандалом, и даже не одним. Кажется,  в течение трех лет его несколько раз анонсировали в программе и заменяли каким-либо другим. В Останкине бушевали пикеты и демонстрации протеста. Компанию  возглавляла русская  православная церковь. Кстати, для меня однажды было филологическим открытием то, что нашу церковь на Западе называют ортодоксальной. Нам, рожденным в стране воинствующего атеизма, слово «ортодокс» казалось ругательным. Оказалось, ничего страшного. В переводе с греческого – правоверный. Стало быть – православный. Так вот,  писатель, написавший роман в 1951 году, он тоже из Греции, стало быть – православный. А кинематографист, рискнувший экранизировать эту книгу, американец итальянского происхождения – католик. На родине  писатель Никос Казандзакис за свой роман «Последнее искушение Христа»  подвергся остракизму, но книга имела  большой успех на Западе.  

«Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг – долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде». 

Н. Казандзакис.

В юности, воспитанный в семье американских католиков-итальянцев, Мартин сам подумывал о том, чтобы стать священником.  Молодой выпускник нью-йоркского университета,  Мартин Скорсезе прочитал роман Казандзакиса в 1972 году и загорелся идеей воплотить его на экране.  «Последнее искушение Христа» стал его двенадцатым  фильмом. До этого он работал над хорошо знакомыми ему темами – бурной и жестокой жизнью на улицах Нью-Йорка.

Да, и в первых же сценах его евангельского фильма тоже показана  жестокая облава на пыльных улицах Назарета. Съемка напоминает телерепортаж из горячих точек ближнего Востока. Легионеры со щитами, летят камни, бурные схватки и скорые приговоры. Публичная казнь бунтовщиков -  дело обычное и повседневное. Плотники завалены заказами. В поте лица своего вытесывает очередной брус для креста плотник Иисус из Назарета.  Уиллем Дефо – актер, способный на многое. Жаль, что часто его используют в ролях жестоких и хитроумных злодеев. Пожалуй, слишком часто. А ведь у него чистые, добрые  и глубокие глаза интеллектуала. И внешне он похож на канонический образ Спасителя. Ему предстоит труднейшая задача - убедить себя, своих последователей и нас, зрителей, в своей богоизбранности. И я считаю, что актеру это удалось! А ведь сколько сомнений и страха испытывал его герой, прежде чем ступить на неизведанный путь!

Невольно напрашиваются сравнения. За последние десятилетия создано несколько фильмов на евангельский сюжет,  и даже рок-опера. Наряду с «Последним искушением» - «Иисус из Назарета» Франко Дзефирелли, «Страсти Христовы» Мела Гибсона и «Иисус Христос-суперзвезда» Тима Райса и Ллойда Уэббера ( на мой взгляд, фильм по этой опере гораздо слабее лондонского спектакля). Самое полное переложение жизни и смерти Христа от Рождества до Воскресения,  конечно же, в четырехсерийном фильме Дзефирелли, и там же создан образ Христа (Роберт Пауэлл), близкий к идеалу.

«Страсти Христовы» Мела Гибсона, где сконцентрированы во времени последние 12 часов жизни Спасителя, тоже не имеют расхождений с евангельским текстом, вплоть до арамейского языка и латыни, но лишены какого-либо философского подтекста. И чересчур перегружены показом кровавых истязаний плоти. Ловишь себя на мысли, что жалко не Христа, а очень славного актера Джима Кэвизела, которому приходится на съемках терпеть столь кровавые крестные муки. Прямо какие-то «страсти- мордасти»! Иуда Искариот здесь показан слабым и заурядным предателем. Поэтому картину Мела Гибсона я бы не включал в рассматриваемый контекст.

Иуда в фильме Скорсезе, как впрочем,  и у Дзефирелли и в рок-опере - один из самых главных персонажей.  Он недаром является важнейшим из спутников Христа.  Христос с ним предельно откровенен, называет своим братом. Остальные ученики-апостолы почти неразличимы в своей массе. Харви Кейтел играет идейного борца против римлян-захватчиков темпераментно и убедительно.  Неистовый патриот и боевик из партии зилотов, он обвиняет плотника Иисуса в коллаборационизме и не убивает его, надеясь, что этот чудаковатый одержимый идеями искатель пути сможет объединить  всех недовольных. Он настойчиво подталкивает  Иисуса к совершению поступков, которые привлекали бы массы сторонников. И только по настойчивой просьбе Христа, а вовсе не из корысти, идет к первосвященникам, чтобы сообщить о месте, где можно будет арестовать учителя.

Я не читал роман Никоса Казандзакиса, но,  судя по сценарию Пола Шредера, автора сценариев для «Таксиста» и «Бешенного быка»,  композиция фильма, в основном, не расходится с четырьмя каноническими Евангелиями. Режиссер не старается перегружать фильм показом всех до одного чудес, сотворенных Христом. Минимум спецэффектов. И в целом фильм лишен постановочного размаха. Возможно,  достаточно скромный бюджет? Поэтому не построены декорации храма и не заказывались пышные костюмы для иудейской знати. Отсутствуют такие важные эпизоды, как суд Синедриона, и выбор народа между Христом и Варравой. Съемки велись, в основном, на натуре, в Марокко.  Каменистая пустыня, глинобитные или плетеные хижины, циклопические руины античных построек  придают особенную достоверность, которую подчеркивают ритмы восточных мелодий Питера Гэбриела.

Прокуратор Понтий Пилат, в роли которого неожиданный здесь Дэвид Боуи, тоже не тратит много времени на беседу с арестованным в поисках истины, и,  приказав его выпороть, отправляет на Голгофу. Крестный путь с перекладиной на плечах возвращает зрителей к началу фильма, когда ему, плотнику, доводилось доставлять товар заказчикам. Лысая гора – Голгофа усыпана костями и черепами, и множество крестов вкривь и вкось торчат на ее вершине.  Распятие одного из многих смутьянов происходит достаточно незаметно, рутинно  для жителей тогдашнего Иерусалима.

«Отче, зачем ты покинул меня?» - взывает  окровавленный Иисус на кресте. О чем думает человек,  испытывающий бесконечную крестную муку? И тут возникает в меркнущем сознании умирающего та самая тема, вызвавшая наибольшее возмущение. Иисус никем не замеченный, сходит с креста и покидает Голгофу. Сатана, воплотившийся в женоподобного ангела, вынимает гвозди из его рук и ног и провожает в цветущий и прекрасный мир, где он обретет счастье с любимой женщиной, Марией Магдалиной (Барбара Херши).  Бывает, что за несколько секунд сна, в сознании человека прокручивается целая жизнь, в которой смешивается прошлое и будущее, скрытые желания и пророчества грядущего.

Христос проживет в эти мгновения долгую жизнь, любимая Магдалина умрет при родах его первенца,  вторая жена, тоже Мария – сестра Лазаря, нарожает ему множество детей. Он обретет счастье и покой в трудовой и семейной жизни, пока (ведь даже в агонии он остается пророком!) не встретит проповедующего его, Христа учение,  бывшего гонителя его последователей, убийцу  Савла, будущего апостола Павла (Гарри Дин Стентон) и обвинит его во лжи. Он доживет и до гибели Иерусалима, это тоже одно из исполненных его пророчеств. На смертном одре он встретит своих учеников:  Петра, Матфея, Иоанна  и среди них все такого же непримиримого и яростного Иуду. И снова именно от Иуды он услышит упрек в предательстве. Из последних сил он поползет на холм Голгофы,  и когда снова на кресте он очнется от забытья и воскликнет: «Свершилось!», мы поймем,  что  последнее дьявольское искушение он сумел преодолеть.

«Но книга жизни подошла к странице,

Которая  дороже всех святынь.

Сейчас должно задуманное сбыться.

Пускай же сбудется оно. Аминь!».

Борис Пастернак