Самая одинокая планета

Бывают документальные фильмы, поражающие "художественностью" переработки жизненного материала, а бывают постановочные картины, воспринимающиеся более достоверными, чем любой документ.  Можно создавать на экране новые миры, можно повелевать течением времени, бесконечно обобщать или, наоборот, рассматривать в лупу отдельную песчинку, но среди всего разнообразия стилей и подходов особняком стоят люди, облаладающие редким даром - снимать жизнь "как она есть". Джулия Локтев - это как раз такой "50-миллиметровый объектив", фиксирующий реальность максимально близко к тому, какой её видит невооружённый глаз.

В "Самой одинокой планете" нет ни капли нарочитости, никакой привычной экранной условности - актеров сложно заподозрить в игре, история развивается линейно, здесь и сейчас, экранная минута равна минуте реальной, камера наблюдает за действием, а не "руководит" им, монтаж не рвёт пространство на лоскуты. В первой части фильма подкупает именно ощущение интимности, близости к совершенно обычным, но милым и настоящим героям, и возможность разделить с ними лёгкий испуг и восторг от новой дикой (не в обиду Грузии, в части, показанной в фильме) страны и захватывающих дух пейзажей Кавказа. Этого бы уже хватило на приятное созерцательное кино, которое названием отсылает к известному путеводителю.

Однако, ближе к средине наступает переломный момент и начинается та история, ради которой зритель вместе с режиссёром отправились в поход. Вопреки ожиданиям, история эта происходит не "снаружи" в видимой плоскости кадра, и даже не "внутри" персонажей, а в незримом пространстве между двумя главными героями, и поэтому, возможно, не всем удастся её разглядеть . Больше того, то, что герои переживают за два дня в горах почти не влияет на их отношения в настоящем (то бишь, снова в видимом), а только закладывает фундамент для совместного будущего (если оно у них всё-таки состоится). Пусть и не на самом наглядном примере, но Локтев с пугающей точностью показывает механику долгосрочного союза - чувство вины и обида отдаляют партнеров друг от друга, затем, с каким-то новым поступком одного из них, роли меняются, и тот, кто в конкретный момент чувствует себя больше виноватым, первым прощает другого. Всё это - едва уловимые смещения "центров тяжести", результатом которых будет череда компромиссов каждого из героев с самим собой. Искусство балансирования между собой и другим в итоге вытеснит их романтическую любовь. 

Отдельным миром представляется звуковой ряд фильма. Он построен на естественных шумах, которые автор по-аудиофильски смакует и растягивает - скрип железной кровати, шелест брезента палатки, гул воды, вырывающейся из трубы на гидростанции и множество других естественных звуков добавляют картинке ещё одно измерение. Интересно, что музыку автор использует только на общих планах, подчёркивая величие пейзажа, но не позволяя себе спекуляций с настроением, а потому не давая ей перескаться в кадре с лицами героев. 

В претензию "... планете" можно было бы поставить разве что пару излишне натуралистичных сцен - кого-то они способны даже отпугнуть от просмотра в самом начале, и без них, наверное, можно было бы обойтись. Но простить автору их наличие стоит хотя бы за то, что корни у самых ярких чувственных моментов картины растут из того же подхода, из той же степени близости к персонажам, и право автора "так видеть" можно считать заслуженным.

А чтобы заслужить моё личное расположение, автору порой достаточно искренности и наблюдательности. Надеюсь, нас таких много.