Мимино

Никогда не покидала мысль, что фильмы у Данелия складываются сами собой). Владимир Грамматиков как-то рассказывал о съемках «Осеннего марафона». Он три раза прилетал в Ленинград, выкраивая свободные часы из напряженного графика, и все три раза попадал не на съемочную площадку, а на веселое кавказское застолье). Для создания «Я шагаю по Москве» не было нарисовано ни одной раскадровки(!!!), что для режиссера с оператором – нонсенс. Как Юсов в итоге не прибил Данелию – загадка! Но, судя по всему, так вот оно все и снималось. Под хорошую бутылочку Хванчкары, и, видимо, не одну, с бесконечными тостами и задушевным грузинским пением акапелло))). Результат - как говорит одна моя знакомая - «чудо в коробочке».

«Мимино» - замечательная ироничная драма(позволю-таки себе это определение) своего времени. Это именно тот случай, когда гениальность раскрывается в простоте. Кино напрочь лишено многострадальных образов, вымученных бессонными ночами в попытках сотрясти человечество, однако, наполнено серьезным человеческим чувством – растерянностью героя перед жизнью, ощущением собственной нереализованности. Валико все время кажется, что жизнь где-то там, в сверхзвуковом пространстве, среди длинноногих стюардесс и белых фуражек, где есть Лариса Ивановна, Большой театр и люди «играют на электричестве в резиновых перчатках». Здесь вам не тут! А тут… тут корова с перевала на перевал, один "запорожец" на всю деревню, влюбленная девушка за роялем и тишина гор… Пугает его что ли эта тишина? Или это кризис среднего возраста простого грузинского парня).

Комичное(в общем-то комедия все ж таки) в фильме удивительным образом чередуется с трагичным, до боли трогательным. И с душой нараспашку и с принятием тонких человеческих решений. Смех сквозь слезы и слезы сквозь смех, когда наблюдаешь этих двух больших человеков(Валико и Рубика) среди всяческого мелкого в городе, который «слезам не верит». Большим людям бывает тесно в больших городах! А эти двое, в исполнении Кикабидзе и Мкртчяна, бесспорно, являют собой нечто большее, чем «локтями за место под солнцем». Черт возьми, какой же значительный АКТЕРИЩЕ(простите за безобразное слово) был этот Мкртчян! Вот именно таким образом человеческая наивность приобретает черты чего-то уникального и неповторимо прекрасного, каким это удавалось ему. Сцена с арестом и судом затрагивает не столько судьбой главного героя, сколько «вселенской трагедией» его приятеля, готового порваться на кусочки ради «хорошего человека». При всей комичности происходящего, эта прямота человеческого участия очаровывает до слез). Есть тут, конечно, безусловный замес на национальной теме. Были б они русскими, то это было бы нечто Шукшинское, из серии «Печки-лавочки». Слонялись бы эдакие Ваня с Петей, выискивая повсюду подвох, и занятые тем, как бы где не прогадать). И была б совсем другая петрушка. А тут двое «советских итальянцев», с присущими им незамысловатостью восприятия мира. Вот черное, вот белое. Что еще надо-то?

А затем еще возникнет герой Леонова(дядя Вано). Вообще Леонов был своеобразным талисманом для Данелии, так же как и Гринько для Тарковского. И снова уникальная простота воплощения. Без надуманной суеты существования, вся правда – в мелочах, где каждая актерская оценка задевает. Он просто смотрит, и ты удивляешься уже тому, как человек думает и чувствует. Сыграно «по-леоновски», снято «по-данелиевски»))). Скромность в реализации, которую невозможно не заметить. Всего ничего. Незамысловатые пара-тройка кадров, склеенные между собой на старом скрипучем монтажном столе) Но откуда ни возьмись – удивительный объем, малодоступный многим и тогда и сейчас. Ничего лишнего, все по месту. Как они это делали, ума не приложу). Ну, видимо, под хорошую бутылочку Хванчкары, что ли))).

Мимино «выполнит миссию». Сверхзвуковой лайнер унесет-таки его в сверхзвуковое пространство, где и Лариса Ивановна, и «How do you do», и уже не «Валико», а «Валентин Константинович», и Большая жизнь. Но окажется, что жизнь бывает «Большой» только в мечтах(там хорошо, где нас нет), и в этой «Большой жизни» он лишь один из многих, с лучезарной улыбкой и в красивой аэрофлотовской форме пилота на международных рейсах…
И снова тишина. Только теперь другая, гулкая и безликая, за которой не слышно чего-то настоящего…

Он, безусловно, вернется… к вертолету, набитому баранами, влюбленной девушке за роялем, тишине гор… Его «бабочка» снова встанет на привязь, потому что он нужен именно здесь… голландских кур грузить некому)
Так просто и так гениально! «Я так думаю!»(с)