Максим Пинскер

Родился 5 февраля 1964 года в Москве.

В 1992 году окончил Школу-студию МХАТ (курс И.М. Тарханова).

В кино дебютировал в 1989 году.
Кроме съёмок в кино, занимается озвучиванием аудиокниг: читает классические прозведения отечественных и зарубежных авторов, а также принимает участие в телепроектах.

Максим Пинскер - успешный актер кино и театра. В его фильмографии более 50 картин. Он радует своих зрителей всегда разными, но одинаково яркими и интересными образами.

Максим Пинскер родился и рос в семье научной интеллигенции. Мама - физик-теоретик, папа - ученый, работающий на стыке трех наук: химии, физики и математики. Родители Максима были уверены в том, что сын пойдет по их стопам, тем более что мальчику очень нравилось заниматься физикой, только вот наравне с физикой ему также сильно нравился и театр.

Максим: Этот вопрос дома не обсуждался, это были советские времена, 70-е годы. Считалось, что заниматься вообще искусством нельзя ни в коем случае, потому что это все очень близко к идеологии к коммунистической и соответственно идеология невольно проникает, и поэтому надо быть подальше от идеологии, а в науке, там можно огородиться, спрятаться в своей проблеме и не соприкасаться никак со всеми этими вещами — с политикой, идеологией и т. д. Кружки, университет — это поощрялось, родители меня всячески поддерживали. А про театр говорили, что это баловство, это несерьезно, забудь, уже давай, быстрей заканчивай. И даже был такой эпизод, когда мы с товарищем втайне от родителей создали школьный театр, и по-моему, играли там рассказы Бабеля — я, правда, не помню, почему именно рассказы Бабеля — Чехова играли, еще что-то, и это имело успех в школе, и учителя с восторгом стали моим родителям на родительском собрании рассказывать, что вот, Максим принимает участие в школьном театре. И был невероятный скандал — родители были очень разгневаны, и я получил по шапке страшно за это дело.

Но все же театральные корни в семье были. Бабушка Максима по маминой линии пела в Большом театре.

Максим: Я чуть было не стал внуком Шостаковича, потому что бабушка моя, то есть прабабушка моя, Мария Григорьевна Цибущенко — вы можете посмотреть даже в Интернете, там есть эта информация — она пела в Большом театре и до Неждановой она была примой, она пела там ведущие партии, и у нее было колоратурное сопрано. И она пела «Людмилу», такие, ведущий партии, боюсь ошибиться что еще, но ведущие партии она точно пела и с Шаляпиным даже пела. У нее было, естественно, много учеников, и в том числе, к ней приходил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Уж я не знаю, какие он у нее уроки брал там, явно не вокала, или в гости он просто приходил, но среди прочего, он сватался к ее дочке — к моей бабушке, и бабушка моя ему отказала. Когда я бабушку спросил, что почему же ты Шостаковичу-то отказала, как так? Она говорит: «Он меня раздражал тем, что он пил чай ложечкой из блюдечка».

Окончив школу, Максим поступил на физтех. Учился прекрасно, получал ленинскую стипендию. Не забывал и о театре — самодеятельность, студенческие капустники и КВН - все это было в жизни студента Максима Пинскера. Но однажды все резко изменилось.

Максим: Я помню, я сидел дома, и ко мне приехал мой товарищ, с которым мы служили вместе в армии. Он был из Белоруссии, он приехал в Москву поступать в театральный институт. Ему негде было жить — а мы с ним служили вместе — и он пошел ко мне, чтобы переночевать. Он позвонил в дверь, сказал: «Привет! Это я», я говорю: «Заходи. А как ты здесь?», и он рассказал, что он подготовил программу, что он решил поступать в театральный институт, и он мне всю ночь прорассказывал про свое увлечение театром. Я его сижу, слушаю, и наутро я решил пойти вместе с ним. Он, к сожалению, не поступил, а я поступил.

Несложно представить, какой скандал произошел дома. Для родителей Максима его поступление в школу-студию МХАТ было ударом. Но сам он был счастлив — ведь сбылась его мечта.

Максим: Это было очень смешно. Я читал, я долго очень выбирал материал — был период, когда я очень увлекался поэзией Серебряного века, акмеизм, я очень много, я слишком много знал. Моя трудность была в том, что я слишком много знал и слишком много читал, и я выбирал все время какие-то очень сложные материалы, которые и опытному-то актеру бывает тяжело читать. Допустим, монолог Сальери, это же такая вещь, масштабная, куда ее читать при поступлении? Это я сейчас понимаю, тогда я этого не понимал, я считал, что надо блеснуть интеллектом. И хорошо, у меня был советчик — это сейчас актер театра Фоменко, такой, Тагир Рахимов — а мы с ним дружили, и совершенно случайно мы в одной студии занимались, в театральном кружке грубо говоря, и я как раз готовился к поступлению, и он мне немножко советовал, потому что у него было уже первое образование театральное. И он мне сказал, что не надо ничего такого вот, ты возьми совершеннейшую ерунду, но главное, чтобы она тебя цепляла и чтобы действительно ты переживал за то, что там происходит, а не какую-то литературу — литературу брать не надо. И я читал прозу, я читал Бориса Васильева «А зори здесь тихие», я читал самый финал, когда он уже врывается в эту избушку, один, с гранатой: «Ложись!», там много крика, такой, очень эмоциональный был кусок, и я помню, когда я его читал на поступлении в ГИТИСе, на курс Хейфица, по-моему, то там все сидели на лавочках в садике, и они все повскакивали, потому что я так орал, то есть было ощущение, что действительно в атаку кто-то пошел.

Он поступил почти во все театральные заведения. Лишь к Васильеву не попал, и то - по своей же ошибке: поменял репертуар на более серьезный и не зацепил режиссера. Но Максим Гарриевич не расстраивается, значит, МХАТ - его судьба.

Учеба в театральном выпала на очень контрастные и богатые на события 90-е годы. Время дефицита, захвата Белого дома и смены власти, разрушение большой страны и создание новой.

Максим: Брат журналистом был, и он вел репортажи из Белого дома, он в приемной Ельцина просто сидел практически, на «Эхо Москвы» тогда работал. Мой сокурсник, Слава Разбегаев, известный ныне артист, он участвовал — он непосредственно был в первой линии, где танки, и он даже был ранен, когда из танка стреляли, он сталкивал одного из участников этого столкновения, уже труп, и его в этот момент ранило, ему прострелили куртку. Вот это были мои сокурсники. Примерно в это же самое время — у нас ректором был Табаков Олег Павлович — и он тогда как раз устроил потрясающую вещь, он организовал обмен студентами между Москвой, между школой-студией МХАТ и всякими западными американскими театральными вузами, и все курсы ездили за границу, в Англию, во Францию, в Америку, очень много. И мы тоже ездили, и я помню этот момент, когда мы улетали в Америку, и у нас должна была быть пересадка, остановка, посадка самолета в Шеноне, в Ирландии — и у нас был педагог по истории театра, такой, Витас Селюнас, который много очень ездил по заграницам, известный вообще очень человек, театровед, историк театра замечательный — и он говорил, что в Шеноне потрясающий дьюти-фри и потрясающий бар. И я помню, что когда мы вышли из самолета — это был 1991 год, и это сейчас, ну что это, дьюти-фри, ты уже смотришь, что мало духов или мало того, или там, «где ты, что, в каком дьюти-фри ты закупаешь, да это дрянь, там нет ничего», такие уже разговоры, мы к дьюти-фри сейчас относимся как к обычному магазину. А тогда дьюти-фри - это было, что мы вышли из самолета, мы туда попали, и мы сошли с ума просто все сразу, в 1991 году. Мы даже такого количества цветов не видели, красок, чтобы все так блестело. Я уже не говорю про количество сортов пива, напитков, - что там духи! - жевательная резинка, бубл-гум — 1991 год, понимаете. Вот это было это время. Русские студенты, мхатовские, мы должны были сыграть свой дипломный спектакль, мы играли Островского «Не в свои сани не садись». И вот мы приехали из — тогда для нас это был еще Советский Союз, еще Россия как-то не вошло в обиход — Советского Союза, невероятно бедного, нищего, но очень богатого духовно и культурно, приехали в Америку, в такое, царство золотого тельца. Это в нашем понимании того времени, я так это интерпретирую. Они были все очень богатые, на машинах, все какие-то такие, хорошо одетые, и мы для них играли Островского «Не в свои сани не садись». И действительно, очень богатые люди собрались в зале, они с переводчиком, у них у всех наушник в ухе, они все это слушали, и вот когда они увидели, что у нас — а нас это все как-то невероятно сплотило, потому что мы уже столкнулись в этот момент с этим каким-то, как нам показалось в тот момент, таким, мне не хочется употреблять «задорновское» слово, но что-то было формальное в их подходе к работе, и как нам показалось тогда, было очень много формального. К примеру, когда режиссер не напрямую с нами общался, а скажем, через посредника, через какого-то менеджера — что-то такое, отсутствие какой-то теплоты, — и нас это как-то сплотило, и вот это вот единение, которое возникло, оно родило в тот момент, мы сыграли гениальный спектакль. Мы так больше никогда не играли — ни в Москве, нигде, никогда больше мы так не играли.

Максима Пинскера можно увидеть не только на театральных подмостках и в кино. Ежедневно его слышат миллионы. Он официальный голос канала ДТВ и радиостанции «Звезда».