Большинствy  зрителей Жан Габен  знаком  по  ролям в послевоенныx  фильмаx 1950х -1970х годов, в которых он предстаёт немолодым, седовласым, и невозмутимым.   Немногословность и основательность внушают доверие к его персонажам, будь то благородный Жан Вальжан, проницательный Комиссар Мегре или патриарх сицилийской мафиозной семьи Витторио Маналезе.  Гораздо меньше известно, что слава пришла к Жану Габену уже в 1930х годах, когда он снимался в картинах известных французских режиссёров Жана Ренуара, Марселя Карне и Жюльена Дювивье, работавших в жанре поэтического реализма. Для их фильмов характерно утончённое соотношение реализма и поэтичности на экране, достигавшееся чётко выверенной композицией в кадре, продуманностью деталей, правильным выбором монтажного ритма. Главной темой поэтическoгo реализма, выражавшего характерное для предвоенных лет ощущение безысходности и неуверeнности в грядущем дне, становится трагическая судьба героев, часто изгоев, ютящиеся на задворках общества, бессильных против воли рока. Их воплощал на экране с редкой убедительностью молодой Жан Габен, обладавший неотразимым грубовато-чувственным обаянием, за которым таились невысказанная грусть и обречённый романтизм. Международную известность  принесла Габену криминально-романтическая драма "Пепе Ле Моко", снятая Жюльеном Дювивье в 1936 году.

Пепе ле Моко, дерзкий преступник, бежавший из Франции после громкого ограбления банка в Марселе, находит убежище в Касбе, старом квартале Алжира, столицы одноимённой североафриканской страны, бывшей французской колонией с 1830 по 1962 годы. За ним пятнадцать судимостей, 33 грабежа средь бела дня, два разбойных нападения на банки, а краж и не сосчитать. Пепе молод, обаятелен, опасен, умён, жесток и неотразим. Для друга у него всегда наготове улыбка, а для врага нож. Все мужчины хотят быть таким как он. Все женщины мечтают о нём. Он легко становится некоронованным королём Касбы, откуда планирует и осуществляет новые грабежи. Французская полиция бессильна схватить его в запутанных лабиринтах Старого города, а умный и амбициозный местный полицейский Слиман терпеливо ждёт подходящего момента, чтобы выманить Пепе из убежища, где тот провёл уже два года. Однажды, в путанице улочек Касбы заблудится прекрасная туристка из Парижа, по которому Пепе мучительно тоскует. Кто она? Ариадна с клубком ниток, которой суждено вывести Пепе из лабиринта или Пандора со смертельной шкатулкой соблазна?

Город в городе, древняя Касба,  укрывшая ле Моко за своими  стенами, становится важным персонажем фильма, чей сюжет неразрывно связан с местом действия.  Вечно меняющийся Старый город, раскинувшийся под выжигающим солнцем на холмах вблизи Средиземного моря, сложился из узких извилистых улочек, переходящих одна в другую под углом, где любой поворот может завести в тупик,  а многочисленные лесенки ведут в никуда. Склоны холмов усеяны прилепившимися друг к другу нагромождениями белых домов с низкими дверями и плоскими крышами. Людской муравейник Касбы, живущий и управляемый по своим уникальным законам, заселён скитальцами и отщепенцами со всех концов света. Прибившиеся морем, прижившиеся в трущобах Старого города, многие из них надеются укрыться от тяжкой длани правосудия. Говорят, что если бы не было "Пепе ле Моко", то Касабланка осталась бы всего лишь точкой на карте Марокко. И действительно, в знаменитом фильме Майкла Кёртиса  Касабланка окружена той же атмосферой закрытого, таинственного, угрожающего экзотического города, что и Касба Алжира.

Здесь царит полумрак даже в самый яркий день, а плоские крыши, поглощающие жар немилосердного солнца, не успевают остыть ночью и выцветают до-бела под его прямыми лучами. Затеряться в Касбе легко. Можно взбежать по одной из сотен уличных лестниц, взобраться на крышу ближайшего дома, и перебегая с одной плоской крыши на другую, спрыгнуть на лестницу, спускающуюся вниз совсем в другом квартале, сбив преследователей со следа. Касба не выдаёт своих постояльцев, но стережёт их не менее строго, чем тюрьма с часовыми и решётками. Oнa зрительно сжимается, нависает над Пепе, становится всё более похожeй на тесную клетку, эффект, которого режиссёр достигает повторяющимися крупными планами решёток, заборов, запертых ворот. Когда же Пепе, наконец, покидает Касбу, она выцветает за его спиной под лучами полуденного солнца, растворяется в воздухе, как мираж, пока не сливается с морем, за которым манит свобода. А может быть, всего лишь её призрак.

Подобно тому, как ле Моко задыхается в тяжёлых объятьях Касбы, так и фильм о нём не вмещается в границы жанра криминальной романтической драмы. Дювивье балансирует знакомые и предсказуемые элементы pulp fiction, из которых сложен сюжет картины, умением чутко уловить потаённые мотивы и побуждения героев, очутившихся, по разным причинам, на самом дне жизни и испытывающих пронзительную тоску по утраченному времени, ностальгию по невозвратному прошлому, в котором осталось единственное для  каждого  место на земле.   В одной из самых трогательных сцен фильма, состарившаяся певица, когда-то любимица Парижа, занесённая ветрами судьбы в трущобы Касбы, ставит на граммофон свою пластинку былых лет и "меняет время и место", уходя мыслями туда, где была счастлива когда-то. Она всматривается в прикнопленную к стене свою давнюю фотографию, на которой запечатлена юная девушка с нежным округлым лицом и пышными волосами, уложенными в сложную причёску. На старой пластинке девушка поёт, грассируя, как истинная парижанка, и старая певица с глазами влажными от подступивших слёз, начинает подпевать. Она поёт о мокрых после дождя парижских бульварах, отражающих свет ночных фонарей. О Монмартре, где в любимом кафе на углу к завтраку, не спрашивая, подадут дымящийся кофе с бриошью и коньяк на донышке стакана. Где каждый день начинался надеждой. Где были друзья, звуки аккордеона, молодость и La Place Blanche, на которой взметнула  крылья Kрасная Мельница.  

Именно такие моменты поднимают фильм о грабителях, неповоротливых полицейских и demi-monde на иной, поэтический уровень, а история преступления, любви, ревности и предательства оказывается экзистенциальной драмой задолго до того, как термин вошёл в обиход. Использующий экзотическую привлекательность колониального Алжира как неотъемлeмую составляющую кинопространства, сочетающий преступность и романтику, банальность и поэзию, "Пепе Ле Моко" стал связующим звеном между  немецкой экспрессионистской киноклассикой 1920-х годов и голливудскими детективными фильмами нуар 1940-х годов. Многие считают, что фильм Дювивье-Габена и есть самый первый  нуар, обогнавший своё время, a oт  Пепе ле Моко нить протянулась ко всем "крутым" одиночкам-циникам и фаталистам экрана последующих лет.  Среди них   частные  детективы Хэмфри Богарта,   "третий человек" Орсона Уэллса,  бесконечно одинокий  парижский самурай Алена Делона, "падшего ангела тёмных улиц".  И у каждого своя Касба и свой Париж. Только называться они могут по-другому.