«соответствие» текста и картинки. Всё это было и при просмотре «Женщины…», но, к удивлению и счастью, нисколько не помешало и не притупило реакцию на картину, потому что  она открывает другую перспективу для восприятия. Накладываясь друг на друга полупрозрачными слайдами, два воплощения истории, созданной Кобо Абэ, сплетаются в нечто единое и новое, густое и затягивающее, как зыбучий песок, и освежающее, как просачивающиеся сквозь него капли воды.

Учитывая, что автором сценария, как это нередко бывает, выступил сам писатель, напрашивается предположение, что в перерыве между публикацией и съемками он успел переосмыслить свое произведение, и решил пояснить, или точнее, натолкнуть зрителя на свои ответы к поставленным в книге вопросам.

Избегая показывать  завязку истории, режиссер ограничивается звуком прибывшего поезда в начальных титрах. Поэтому, первым персонажем, с которым знакомится зритель, становится именно Песок. Он силен и враждебен – это сразу понятно. Песчинки, показанные крупным планом, выглядят многотонными глыбами, способными раздавить любого, кто решится с ними спорить. Затем  эти «глыбы» сливаются в потоки, волнуются и текут, и на их фоне появляется наш антагонист, ничего не подозревающий турист выходного дня. Он  неожиданно велик по сравнению с песчинками, но нас-то уже не обманешь, мы видели их вблизи, и знаем, на что они способны. 

Песчаная пустыня безмятежна издалека, безжалостна в деталях. Снова крупные планы – стеклянные глаза, уродливые лапки, зловещие челюсти прячущихся в песке насекомых. И, примерно на одном уровне с насекомыми в экосистеме – жители поселка, выгребающие песок из своих норок-карьеров, отдающие его на продажу в чуждые им, почти сказочные, города. Они на первый взгляд, тоже незначительные и уродливые, но деловитые и настойчивые в своем желании не прерывать установленный порядок жизни.

Снова песок. Физически ощущаешь, какой он липкий и шершавый, хочешь увидеть злонамеренность, в том, как он, в действительности, совершенно беспристрастно, покрывает каждую поверхность и забивается в каждую щель.  С изгибами барханов рифмуются и изгибы тела женщины, заманившей героя в ловушку, и  завитки ее локонов, и узоры на платье – она тоже «липкая» и «затягивающая», пользующаяся лишь природной силой, и действующая, исходя из своих простейших природных потребностей. Ее можно было бы назвать глупой и эгоистичной, с той оговоркой, что ей никогда и не было нужно быть другой, мыслить шире, чем тот песчаный карьер, к которому она иррационально и неотрывно привязана, как пустынное насекомое к своему панцирю.  В ее жизни никогда не было впечатлений более сильных, чем песок, ничто его не затмевало. И она привыкла жить в покорности к нему.

Главный герой, попавший в песчаную ловушку, как одно из насекомых, попадавших раньше в его пробирки, страдает и рвется наружу. Только он такое насекомое, которое решит в пробирке остаться, лишая зрителей удовлетворения от предвкушаемого жизнеутверждающего «хэппи-энда».

При прочтении повести меня преследовала мысль, что герой сдался. Что его сломали и подчинили. И что история именно об этом. После просмотра фильма, мне кажется, что, напротив, энтомолог Никки Джампей – однозначный победитель.  Когда прошел первый испуг, он наверняка сравнивал жизнь в песчаном карьере со своей жизнью в Токио. Больше ли в ней неприятных повинностей, больше ли ограничений, меньше ли смысла? Едва ли. Но он все равно «добросовестно» пытался сбежать, чтобы не подчиняться воле других,  чтобы утвердить свою волю. Ему важно было быть свободным, иметь возможность выйти из карьера и видеть море, иметь возможность когда-нибудь вернуться в свою старую жизнь. И свободу он ни разу не предает.

Побеждает он в тот момент, когда осознает, что свободен уйти. Как только вместо одного варианта он получает два. Как только оставаться в карьере престает быть выбором песчаных жителей и становится его личным выбором.

С точки зрения современного человека, в этой ситуации можно было бы предусмотреть не два, а множество более благоприятных вариантов дальнейшей судьбы героя. Но, как мне кажется, с точки зрения традиционного японского мировосприятия, с точки зрения Кобо Абэ, именно выбор остаться в песках имеет смысл.

На экране это подтверждается полностью изменившейся атмосферой кадра  – песок теперь появляется на заднем плане, он мельче и спокойней, человек на его фоне выглядит если не гордо, то вполне уместно и естественно. Длинное кимоно, заменившее сковывающие городские шорты, гармонирует с пейзажем, делает движения плавней и уверенней. Взгляд героя становится мудрей и спокойней. А из песчаных стен карьера, которые, казалось, высасывали каждую каплю жизни, начинает сочиться вода.

И, если в начале фильма герой был противопоставлен пейзажу, вырван из него, то в конце он «вернулся», готовый позировать для древней гравюры, иллюстрирующей какой-нибудь еще более древний философский текст о принятии и смирении, о пользе простой деятельности, созерцания и молчания. Поэтому, как ни парадоксально, финал фильма, в отличие от финала книги, оставляет не шок и подавленность, а умиротворение и даже какую-то солидарность с обоими героями – с Никки и с Песком.