«Давай вечером умрём весело, поиграем в декаданс» - песня ВИА «Агата Кристи».

«Но как во сне бывает, там всё другое – люди, вещи, стены, и нас никто не знает… Мы чужие, мы не туда попали…» - Анна Ахматова.

«Эластичная коляска в электрическом биеньи эластично шелестела…» - Игорь Северянин.

«Помнишь, нас учили быть птицами»? Нет, конечно, понятно, что после подобных курсов кто-то становится журавлём в небе, а кто-то синицей в руке. Кто-то – уникальным

прекрасным какапо, а кто-то обычной среднестатистической курицей. И только избранные превращаются в птицу Ренату. Эстетски выверенную…

С годами Ренаты крылатые становятся всё смелее и смелее, всё дерзновеннее и дерзновеннее. И в какой-то момент начинают снимать кино. Иногда даже и на свои кровные. Со стороны кажется, что Ренаты просто рехнулись, когда они с орфоэпизмом космополитичной манерности подходят к зрителю и напрямик спрашивают:

- Скажите честно! Хотите я вам кино покажу? Например, «Последнюю сказку Риты»?

Зритель смотрит на подобных Ренат долгим профессиональным взглядом и задумчиво говорит:

- Чего ж не посмотреть? Можно и посмотреть. А что за жанр?

- Да ничего необычного, смотреть можно – обычный импрессионизм нервических утончённых дам с аллюзиями. Да, и ещё немного греко-римской борьбы. Любови со смертью и всё такое. Поиски счастья, короче, прямо в кафе «Беспределье» «Запределье».

И тут внимательный зритель замечает, что эта самая Рената абсолютно без одежды, в одной только изысканной шляпке. Из остальных одежд – только дымящаяся сигарета.

- Позвольте, - заявляет зритель. – но в греко-римской борьбе надо обязательно быть в специальном трико на лямках. Без трико на лямках – это или самбо, если в специальной куртке, или дзюдо, если в специальных штанах. А если без одежды, как вы, мадам, то это, скорее первые олимпийские игры режиссёров получаются.

После этого внимательный зритель решительно оглядывает Ренату от самого кончика дымящейся сигареты до кончиков ногтей на тонких пальцах ног новоявленной режиссёрши.

- Да, и вам бы это… Мышечную массу бы нарастить, конечно, не помешало бы.

- Надо – наращу! И, вообще! «Не надо со мной разговаривать! Слушайте, вы обязательно что-то разрушите!» - восклицает Рената.

- Так это… «Если не до основанья – насобираем цветы и признанья…» - начинает оправдываться зритель. После чего спохватывается:

- Позвольте, мадам! В греко-римской борьбе ведь всё молча делают. Там только пукают.

- Молча? А можно хотя бы песни Земфиры Рамазановой поставить? – элегантно вскидывает ресницы Рената. – Только молча пукают, говорите? А для чего?

- Ну, когда, например, в критический момент не знают, что дальше делать, приёмчик вспоминают. Это сродни тому,  как режиссёры начинает попукивать, когда у них актёры плохо играют. Ну, не то, чтобы плохо… Просто не знают как. Или когда из-за перебора с аллюзиями и намёками зрителя начинает в сон клонить от режиссёрских шифров… И даже шляпка из дымящихся сигарет не спасает…

- А, это когда вся ставка на Командора Гагарина! – понимающе поэтично кивает Рената. – То есть, когда все, позёвывая, ждут, когда памятник Юрия Алексеевича руки-то вверх вскинет! «Я помню как! Я знаю наизусть»! А ещё можно главную героиню назвать Таней Неубивко. Или из Татьяны Друбич попробовать себя любимую сделать. То есть, птицу Ренату. Или, например, в конце, прямо перед титрами, написать «Посвящается Фаине и Рамилю»… То есть, греко-римской борьбе…

- Вот-вот. А ещё в греко-римской борьбе принято противника в партер переводить! – восклицает зритель.

- Для чего? – манерно интересуется Рената.

- Для борьбы в партере.

- Покажите на мне! – с мечтательным придыханием шепчет Рената.

- Показываю на вас, - говорит зритель и, положив руки на тонкую шею Ренаты, начинает гнуть режиссёршу вниз. Выставляет ногу вперёд и, продолжая нагибать Ренату, спрашивает:

- Пока всё понятно?

- Пока всё понятно, - грациозно отвечает авторша «Последней сказки Риты». – Только переводите уже меня, я так долго не простою.

- Можете пока пукнуть, - советует зритель.

- Нет, - с интонацией верящей в сказки девочки отвечает Рената. – Давайте, переводите меня в этот ваш партер, там пукну.

- Даю перевод в партер! - артхаусно сопит зритель. – Прошу всех режиссёров внимания, и вас, мадам, в том числе! Я вдруг резко ослабеваю на вас давление. Вы, вдруг резко не встречаете никакого препятствия с моей стороны, по инерции валитесь в направлении меня, спотыкаетесь о мою ногу, и падаете на мат. Я же в это время ловко падаю сверху на вас.

- Для чего же? – с задором спрашивает Рената.

- Для того, чтобы оказаться в партере верхним.

- Понятно, - умничает Рената. – Верхним, так верхним. Давайте. А то я от ваших пояснений уже вся внизу затекла.

- Без пояснений, - интеллигентно говорит зритель, - нельзя. После чего с толикой безумия кэрролловского Шляпника переводит Ренату в партер и оказывается поверх режиссёрши, которая лежит, уткнувшись лицом в мат.

- А знаете, мадам, когда вы без трико на лямках, мне даже удобнее, - поёрзав по партнёрше, замечает внимательный зритель.

Возникает неловкая пауза. Зритель, слегка по-петербуржски, смущённо:

- Кстати, можете пукнуть, если хотите, конечно.

- Зачем? – иронично спрашивает Рената.

- Нижний всегда в этой позиции пукает, - поясняет зритель.

Рената пробует, но у неё ничего не получается.

- Вы тужьтесь, - подсказывает внимательный зритель, - тужьтесь, не смущайтесь.

- Я не смущаюсь, - с лёгким ошеломлением говорит Рената. – Только вы так сильно на меня навалились, что мне не то, чтобы пукнуть, мне дыхнуть нечем!

- Мышечной массы у вас, мадам, не хватает. Оттого и ни дыхнуть, ни пукнуть. – делает вывод зритель и встаёт с Ренаты. Водит по ней пальцем:

- Советую вам, мадам, вот здесь немного нарастить. И здесь. И обязательно ещё вот здесь. Да, и это… Принимая во внимание, мадам, вашу явную склонность к греко-римской борьбе, советую вам в качестве персональной привилегии в дальнейшем тренироваться не то, что без трико, но даже и без шляпки! С одной только дымящей сигаретой во рту. Если пожелаете, конечно. Впрочем, мне ли вас учить! Вы ведь мастерица всё сущее превращать в ренатовщину! Взмахи руками по типу нитки, нанизывающей бисер и всё такое. Нежнейшие уколы манерностью. Характерные ломаные пунктиры, словно руки летят крыльями трепетной птицы Ренаты. Торопливо, обрывая неведомые лепестки…

P. S.
«…я собираю цветы и признания. Громкий смех, так нельзя… Я люблю вас всех…» - Земфира Рамазанова, «Танец Смерти», песня из фильма «Последняя сказка Риты»

P. P. S.
«О чем «Последняя сказка Риты»? Смешной вопрос - конечно, о Ренате Литвиновой в момент, когда данная физиологическая актриса философствует на темы Любви и Смерти. Рената Литвинова слепила на фотоаппарате Mark II кино из всего того, что было в её сумочке: личные сбережения; куски киромуратовщины, рустамохамдамовщины и дэвидолинчизма; позаимствованный у Жана Кокто радиоприёмник; оживающий хорёк по кличке Орфей Литвинов; дамы и камелии Дюма-сына; ракеты, которые, по меткому замечанию Рамазановой З. Т., летают далеко; брошюра «Перформанс в стиле «российское барокко»»; учебник «Видеоарт для чайников»; перекидной календарь на два года «Азы модного дефилирования»…» - Жан-Хуан Моро и Анна Карамазофф, «Осатанелое эстетство».

_____________________________________

Используемая литература:

1. Письмо Михаила Салтыкова Евграфу Щедрину, датированное 29.04.1889 г.

2. Мария Мирабелла-Непомнящая, миниатюра «Греко-римский приёмчик»

3. Любовная переписка супругов Эриха (урождённого Поля) и Марии Ремарков, датированная 1971 г.

4. Жан Немирович и Поль Данченко, «Архитектура кины: Пиза как символ»

@ Tue, 01 Sep 2015 12:15:15 +0300