поправила очки на носу. – Это что, воспоминания Бродского о Петербурге? – предположение госпожи Штангенциркуль могло бы иметь под собой почву, если б сие происходило в годах эдак восьмидесятых.

- Не смей произносить святое имя в присутствии этого диска, - подруга погрозила Генриетте пальцем, потом этим же пальцем покрутила у виска, под конец все тем же пальцем принялась стучать в коробку, призывая свою компаньонку обратить внимание на галстук, изображенный на обложке. – Это ужас, а не фильм. Как такое вообще можно смотреть! – Восклицала Раиса Григорьевна. – Более того, как такое можно снимать? – вопрошала она же.

  И поведала Раиса Григорьевна своей подруге все, что знала об этой кино. Да поведала в самых детальных подробностях и подробных деталях. А Генриетта Иосифовна, слушая, ойкала, охала, причитала, хваталась за сердце и пила капли, то и дело желая позвонить в скорую, милицию, обществу по правам человека или немолодому, но весьма импозантному соседу Трифону Тимофеевичу Серову.

- Сама-то я, конечно, не смотрела, - добавила Раиса. И не читала, - ко всему прочему поспешила уточнить подруга, дабы совершенно точно развеять возможные мифы о своей недалекости. - Знающие люди рассказали, которые в сугубо академических целях просмотрели ее от начальных титров до конечных, от сих до сих, от альфы до омеги, в общем, полностью.

  Испросив разрешения ознакомиться с данным представителем современного синематографа, Генриетта Иосифовна его получила, но, естественно, с выражением лица крайнего изумления своей подруги. И только после того, как наша героиня объяснила свое любопытство своей природной любознательностью и, кроме всего прочего, желанием восполнить пробелы в знаниях, а также понять причину отчего же в нашем современном мире не осталось больше места более достойному кино и прочая, и прочая.

  После того как Раиса Григорьевна покинула скромную обитель Генриетты Иосифовны, последняя не медля, принялась за просмотр. Для пущего эффекта присутствия она нацепила свои самые мощные очки для чтения книг с мелким шрифтом и, не отходя далеко от экрана, Генриетта принялась за изучение предоставленного подругой материала. Вперившись, словно завороженная в происходящее, она практически забывала дышать. И не дышала до тех пор, пока в ее пылающем мозгу не появилась, доселе откладываемая на потом, мысль пуститься во все тяжкие. Она поставила на паузу столь вдохновляющее видео, собралась с духом, для пущей храбрости хлопнула пару капель валерьянки и позвонила немолодому, но весьма импозантному соседу Трифону Тимофеевичу Серову. Непосредственно в дверь. Как и предполагалось за дверью оказался тот самый, чей облик она натянула на Кристиана Грея. Он предстал пред взором Генриетты в классических домашних трениках и неожиданно в белой рубашке, от чего сердце нашей героини затрепетало, а легким стало мало воздуха. Она скромно протянула Федору тоненький ремень от своего самого любимого платья и еще более скромно попросила:

- Бей...те. Вы однажды грозились, что выдерете меня как Сидорову козу.

- Дура, - ласково сказал Трифон Тимофеевич, но просьбу выполнил.

«Бьет – значит любит», - подумала Генриетта Иосифовна.

   И жили они долго, не очень счастливо, но зато регулярно. А Раиса Григорьевна - нерегулярно.

   Мораль сей сказки такова: фильм расчитан на впечатлительных особ с дефицитом витамина E, Б, Ц. Остальные, если и пройдут мимо, ничего не потеряют. А мне вот предстоит еще долго пить капли, пытаясь переварить увиденное, возможно придется записаться в группу психологической помощи, пострадавшим от данной - прости хоспади - картины.