товарища оживлять мертвых, будто мало на свете живых и, в общем, большой энтузиаст. По крайней мере, пока не выясняется, что он у Виктора не первый сосед, и не возникает сомнительная перспектива поточного производства боевых электрических полутрупов.

 

«Меня тогда называли уродом. Или горбуном, если по-хорошему», — признается в первой же сцене герой Дэниела Рэдклиффа, для которого новая роль — очередной широкий шаг в сторону от «Гарри Поттера». Сыграть собственно монстра было бы, понятно, круче. Но и небритый патлатый горбун достаточно живописен, чтобы давние поклонницы отправили уже наконец лелеемый в отрочестве образ Мальчика, Который Выжил в чулан девичьей памяти потемнее и повзрослели вместе с ним. А продюсеры и директора по кастингу перестали бы мысленно дорисовывать артисту на лбу шрам-молнию. Заниматься экстремальной медициной Рэдклиффу уже доводилось в «Записках юного врача» по Булгакову, и в новом проекте с натурализмом тоже все неплохо: в одном из ключевых эпизодов возмужавший нарнийский Кентавр выразительно высасывает гной из горба Гарри Поттера — сказки кончаются, все течет, все меняется.

 

В какие-то моменты, кстати о Михаиле Афанасьевиче, картина напоминает «Собачье сердце» (экспериментальный ублюдок хотя и не поет «Яблочко», но превращает научную презентацию в дебош). Но в первую очередь «Виктор Франкенштейн» — пусть и снятое на американские деньги, но очень британское кино; Пол Макгиган, известный массовому зрителю прежде всего по модному «Шерлоку», — один из трех режиссеров, которые в конце 1990-х вернули Англии статус успешной кинодержавы (остальные двое — Гай Ричи и Дэнни Бойл). Как Франкенштейн оживлял трупы молниями, так и Макгиган пропускает классический сюжет через бодрящую электросудорожную терапию. Главный герой — неприметный в прежних версиях (и вовсе отсутствующий в романе) ассистент Игорь, самый вменяемый на всю компанию. Главный монстр (штатное Чудовище эпизодично и вполне старомодно) — собственно доктор Франкенштейн, фантазер, бузотер, романтик и пьяница. Главный оппонент — набожный полицейский инспектор (Эндрю Скотт, Мориарти из «Шерлока»), который индевеет лицом в ответ на грешноватые тезисы типа «Раз прерывается жизнь, можно прервать и смерть» и имеет к быстрым умом эскулапам претензии скорее теологического, чем юридического свойства.

 

Голливудское происхождение проекта выдает разве что чересчур оптимистический (то есть далекий от канонов) финал; он здесь как мертвого осла уши на заячьей голове, грубо пришитой к львиному торсу. Но в любом случае нахальный, упругий и жанрово подвижный «Франкештейн» — недурной способ скоротать полтора часа в ожидании плановой новогодней порции приключений Холмса и Ватсона, и это как минимум.