превратил повествование в ледник, сходящий неторопливо, но неотвратимо. Задал темп, как сделал это главный герой, запустив свой метроном. Слил в одну «симфоническую поэму для ста метрономов» замерзшие, почти мертвые души персонажей, и биение сердец зрителей.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Ты не понимаешь, куда бредешь, едва переставляя ноги. Кожа бледнеет, сквозь нее четко виден узор вен. Затылок сжимает тупая боль, голова кружится, а мышцы начинают скручивать судороги. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Холод - великий художник, играющий с цветами. Покрывающий землю густыми мазками, превращающий все в белое, черное, серое, синее. Оставшиеся в фильме островки тепла, цвета и света становятся яркими контрастными пятнами на его полотне, лишь подчеркивая холодность и приглушенные тона всего остального. Но и они отступают, сжимаются в колючем воздухе. И даже свет белеет. Холод убирает все отвлекающее, скрывая лезвия травы под копнами снега, срывая с деревьев листву и оголяя черные ветви. Он расставляет акценты. На героях, их эмоциях и словах. Актеры смерзаются со своими образами, обтесанными холодом-скульптором. Их тела грубеют, истончаются, как и эмоции. Их срезает ледяное крошево, жесткое, как наждачная бумага. И выразительность приходит через отрешенность, буря через спокойствие, жар через холодность. Люди превращаются в отражение места, которое стало их приютом. Фразы становятся короче, слова – весомее, а молчание и взгляды говорят, говорят и говорят. И каждое малейшее проявление эмоций ощущается настоящей бурей.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Ты почти не можешь двигаться. Воздух входит в легкие с натугой, преодолевая невидимую преграду. Он становится невыносимо тяжелым. Дыхание редкое и поверхностное. Сердце больше не хочет работать, оно устало, его биение замедляется. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

В морозную зимнюю ночь звуки становятся поразительно чистыми и громкими. Речь, шаги, бряцанье шпор или щелчок затвора. Звуки музыки. Печаль, тревога, ярость и боль – все в ней пронизано нотками отстраненности и меланхолии. Музыка вливается тонким горным ручейком в массу ледника повествования, сливается с ней и становится единым целым, броская, нестандартная для подобных фильмов, и незаметная одновременно, из-за ее идеального соответствия. Слыша ее звуки, глядя на экран – ощущаешь холодный воздух, входящий в твои легкие, как глоток ледяной воды. Набираешь его полной грудью, и не хочешь выпускать это ощущение мрачной прозрачности существования персонажей картины.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Сознание периодически покидает тебя. Когда твои глаза открыты, они смотрят в никуда, зрачки не реагируют на свет. Челюсти сами собой сжимаются и разжимаются, кроша зубы друг о друга. Сердце бьется реже и реже. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

В маленьких городках могут жить большие ужасы. В маленьких людях умирают большие страсти. История может показаться вам старой и избитой, но какая история не стара и не избита? Название «метроном» является составным из двух греческих слов, которые можно перевести как «мера» и «закон». Иногда закон не может преодолеть то пространство, которое преодолевают люди. И они уносят с собой в притаившиеся между гор долины исключительно свое чувство меры. Но когда закона нет, мера становится понятием относительным. И тогда пишутся новые законы. И совершаются поступки, которые могут, как звуки в глубоких каньонах, затеряться во времени, или, причудливо меняя направление, создать эхо, которое в один момент вырвется на волю и, отразившись, вернется.

Дыхание стало очень редким, иногда  прерываясь совсем. Тело начинает гореть от мнимого жара и последнее, что ты делаешь, перед тем, как замереть навсегда – пытаешься сорвать с себя  одежду. Сознание покидает тебя, тьма распахивает свои объятия. Тук-тук, тук-тук, тук…

Добро и зло – лишь наше отношение к происходящему. Кровь быстро остывает на снегу. Звуки уносятся вдаль, растворяясь в воздухе. Уходят в прошлое лица и поступки. Холод остается. Он заседает в костях, в легких, в крови, что осталась бежать через твой личный метроном жизни. Этот фильм – холод. Он останется.