происходящего. А тот, кто на самом деле (не будем раскрывать, кто именно!) оказался Джеком-Потрошителем, стал усиленно таращить глаза, изображая инфернальное создание, что лишь способно вызвать неожиданный комический эффект. Тогда и вся политически-идеологическая подоплёка свершившегося уже не воспринимается всерьёз.

Заявленные же претензии создателей картины на то, что миф о кровавом маньяке-убийце был первым опытом манипуляции со стороны средств массовой информации, а порождённый ею Джек-Потрошитель вплотную приблизил человечество к ужасному XX веку, остаются лишь ничем не подкреплёнными досужими рассуждениями в интервью для прессы. Точно так же представляются голословными уверения, что впечатляюще изображённый социальный фон тогдашней жизни лондонского дна впервые с симпатией и сочувствием рисует несчастных жертв убийств. Пожалуй, единственным человеком, по отношению к которому может возникнуть зрительская признательность, является мучающийся в этом истинном аду герой Джонни Деппа.

Если бы авторов фильма вдобавок озарила идея трактовать почти все события в качестве опиумных фантазий протагониста (как, допустим, можно интерпретировать закольцованную композицию «Однажды в Америке»), то действительно стоило бы говорить об оригинальности подхода к загадочным обстоятельствам более чем вековой давности, которые многажды описаны в книгах и отображены на экране. Иначе некоторые стилевые изыски пропадают втуне, не поддержанные на смысловом уровне. И они неизбежно придают повествованию элементы искусственности и надуманности. Вот почему «Из ада» воспринимается в одной связке с одновременно выпущенным в нашем прокате французским «Видоком» — они как братья-близнецы, которые отразились в одном искажающем зеркале.