<WARNING! РЕЦЕНЗИЯ СОДЕРЖИТ СМЫСЛОВЫЕ СПОЙЛЕРЫ!>

 

Этот фильм – ледяной душ, от которого сводит тело настолько, что из горла вырывается хрип. Своего рода критический реализм, вырванная из жизни история, которая вмещает в себе десятки смысловых линий. Все художественные элементы картины подчеркнуто просты. Реальность происходящего здесь ставится во главу, отсюда и цвета, выбор ракурсов, сценарий. Смотреть надо между строк, потому что в противном случае вы уйдете ни с чем…

 

Режиссура и актерская игра

великолепны, поражает отлично сложенная эмоциональная мозаика, которую тонко передают мизансцены. Это тот случай, когда во всем попали именно в цель, потому что на экране обьемные реалистичные характеры, которые читаются без всякого труда. 

 

Почему фильм нарочито жестокий? Потому что полуфабрикатные слезливые ситуации никогда не приведут зрителя к эмоциональному росту, не вызовут размышлений о том, к чему принято не прикасаться.

 

Начать стоит с того, что в фильме четыре переломных момента. Первые три это наказание, последний – попытка спастись. В мужском мире семьи Хенка (Б. Б. Торнтон) черное горение присутствовало всегда, но оно не было ощутимым в силу навязанной поколениями психологической линии. Суть жизни в движении, и здесь все двигалось по своему грубому, скупому на чувства и свободу кругу. Отец Хенка (П. Бойл) видит смысл жизни в том, чтобы быть мужчиной, он деспотичен, капризен, невыносим. Своей жизнью он заставил жить и сына (первая отсылка к архетипам), который почти превратился в заколоченного злого старика. Личное пространство в три метра в этой семье тоже наследственное. И вот здесь то и прослеживается трагедия сына Хенка – Сонни (Х. Леджер). Вся жизнь этого парня – изоляция, взгляните на его лицо, на нем написано отчаяние. Все, чем живет его семья, превращается для Сонни в петлю. Он чувствует, что его душа умирает, задыхается. Только представьте, что это чувство душило его всю жизнь – ни любви, ни дружбы, ни сил, чтобы вырваться. В контексте фильма самоубийство Сонни спасает Хенка, став трагическим опровержением всему его существованию (ряд эпизодов после самоубийства).

 

Не случайным в ленте был выбор профессии. Эти парни – палачи своей собственной жизни. Вспомните эпизод с рисованием портретов. Это не просто последние рисунки смертника, а линии душ, которые уже стоят у черты.

 

Смерть является сквозным образом картины, она передается по наследству как последнее средство избавления. Это доказывает другая семья – семья Летиции (Х. Берри). У этой женщины свои причины страдать… Собственные проблемы застилают ей глаза. Она – ужасная мать, не способная заглянуть в душу собственного ребенка, но в то же время это единственный образ, привносящий в фильм нежность.

 

После казни мужа ее ребенок несознательно стремится к гибели (еще одна отсылка к механизмам психики). Он идет под машины от того, что не имеет точки опоры. Ребенок надломлен вдвойне – смертью отца и отстраненностью матери. Прояви Летиция проницательность, трагедии бы не случилось... В этой сцене как нельзя лучше показана человеческая беспомощность… От агонии, в которой Летиция бьется после смерти сына, сворачивается нутро.

 

Во встрече Летиции с Хенком тоже заложены вопросы – есть ли у человека шанс вернуться к равновесию, забыть о роковых ошибках и, в конце концов – возможно ли разорвать замкнутый круг и обрести счастье… Они оба и виновники и жертвы…

 

Человек на уровне инстинкта стремится к самовосстановлению, стремится избавиться от боли. В заключительном эпизоде фильма заложены одновременно надежда и едкая ирония.

 

Вот они вдвоем сидят на крыльце и смотрят на могилы, которые олицетворяют цепочку пройденных циклов страдания. Теперь их собственные изувеченные души понемногу собираются воедино. За это «просветление» заплачена слишком дорогая цена, но возможно все и впрямь будет хорошо…
 

@ Sat, 18 Jun 2011 04:12:17 +0400