Евгений Александрович Евтушенко сегодня один из немногих живых и активных авторов из той знаменитой плеяды молодых советских  писателей и поэтов-«шестидесятников», журналы с произведениями которых  в годы хрущевской «оттепели» зачитывались до дыр, которые собирали на свои выступления полные залы и стадионы. Владимир Высоцкий, Роберт Рождественский,  Булат Окуджава,  Василий Аксенов, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадуллина – все они в свой черед уже покинули белый свет. Александр Галич был

постарше, и его поэтическая деятельность,  увы,  была не столь публичной и популярной. Его горькие песни тиражировались на кассетах бытовых магнитофонов, но и это тогда было чревато…

 

А Евтушенко и ныне активен – пишет и публикует стихи, он издал и откомментировал огромную антологию русской поэзии ХХ столетия, представившей 875 имен - «Строфы века». Он сеет разумное, доброе, вечное теперь и среди американских студентов, но ежегодно проводит поэтические вечера в московском Политехническом, отмечая тем самым дни своего рождения. Сегодня – 18 июля 2013 года ему исполняется 80 лет.

 

Плодовитый автор, он и ранее поражал своей мобильностью. Путешествовал по нашей великой и обширной стране от Балтики до Камчатки, но и, невиданное дело! его выпускали и в самый дальний зарубеж. Он побывал на всех континентах, кроме Антарктиды. Кроме стихов и поэм, Евтушенко много фотографировал, устраивал фотовыставки и выпускал альбомы фотографий, писал пьесы, романы, статьи  и киносценарии и несколько раз выступал даже в качестве киноактера. Разносторонне талантливый человек! В фильме Саввы Кулиша «Взлет» он сыграл Константина Циолковского.  Маститый Эльдар Рязанов отказался от замысла экранизировать драму Ростана «Сирано де Бержерак», так как никого, кроме Евтушенко, не желал видеть в заглавной роли. Киноначальство на этот раз запретило снимать опального в то время советского поэта в роли опального французского  поэта времен Людовика ХIV. Однако неуемный Евтушенко по собственным сценариям снял два собственных художественных кинофильма. «Детский сад» в 1983 году по своим детским впечатлениям о жизни на сибирской станции Зима. В предпоследний год советской эпохи, 1990-й, он выпустил яркий, темпераментный авторский фильм «Похороны Сталина».

 

Во время съемок он в интервью «Литературной газете» пытался объяснить замысел фильма. «Если говорить о Сталине, то до корней ядовитого дерева тоталитаризма, садовником которого он был, мы еще только докапываемся.  Но этот фильм не о корнях, не о садовнике, а о зеленых ростках, выраставших в зловещей тени этого дерева и все-таки тянувшихся к свету, - о нашем поколении. Мы вырастали под гипнозом, махали флажками на демонстрациях, проходя мимо мавзолея, где стоял тот, по чьему приказу сажали, расстреливали наших дедушек, отцов, мы писали восторженные стихи, посвященные ему».

 

Я себя тоже мог бы причислить к этому поколению, хотя лет на 7-10 моложе главных героев фильма, но хорошо помню гнетущую атмосферу начала 1953 года.  Коротенькие редкие открытки отца из лагеря в Кемеровской области, дело врачей-вредителей, тюремные воронки, закамуфлированные под хлебные фургоны. Музей на Волхонке, отданный под бесконечную выставку подарков товарищу Сталину, московские островки архипелага ГУЛАГ.  Строительство высотных домов, да и многоквартирных для высшего чиновничества, тогда осуществлялось силами строителей-заключенных. В начале пятидесятых почти всех немцев-военнопленных отправляли на родину – в ГДР.

 

Прекрасно помню и страшный день 9 марта, когда мы, одиннадцатилетние мальчишки, пытались пройти от нашего дома у Красных ворот до Колонного зала Дома Союзов, где лежало усатое мертвое Тело. Метров двести отделяли нас от Сретенки до Рождественского бульвара, до крутого спуска к Трубной площади. У метро Кировская (Чистые пруды) я видел, как конная милиция разгоняла толпы. Скачущие кони, ногайки и одноногий инвалид, врастопырку на костылях застывший среди этого клубящегося месива. Вся опустевшая площадь осталась усыпанной шапками, валенками, галошами и еще каким-то тряпьем.  Проходными дворами, перелезая по пожарным лестницам четырехэтажные дома, проползая под брюхом грузовиков, перегородивших улицы и переулки, мы добрались-таки до Сретенского монастыря. И решили дальше не идти. Едва не дошли до рокового спуска, когда прорвавшая заслоны толпа подавила насмерть сотни ошалело веривших в Сталина паломников, московской шпаны или просто любопытных. Евтушенко в этом фильме достоверно и страшно реконструировал апогей и символ проклятой сталинской эпохи. Достоверности добавляет и вид московских площадей и бульваров без назойливой и пестрой рекламы. Напоминаю, фильм снимался в 1989-90-х годах.

 

Жанр фильма определен как ретро-драма с элементами фантасмагории. Можно сказать и так. Но я считаю, что «Похороны Сталина» фильм страстный, поэтический, автобиографический - более чем реалистический, а что касается фантасмагории – то ее олицетворяет некий бритый наголо гражданин (Евгений Платохин). Он возникает повсюду – то как сосед по коммунальной квартире, то как палач в тюрьме МГБ, то как адъютант на ближней даче в Кунцево, то как официант-стукач в пивном шалмане, то как вездесущий соглядатай, неистребимый и в наши времена. Наши времена – для автора фильма конец 90-х. Мы увидим в одном из открытых финалов самого Евтушенко, выступающего на историческом митинге 10 февраля 1990 года на Манежной площади. Да, тогда его слушала толпа в несколько сот тысяч человек (я там тоже был), но это была совершенно другая ТОЛПА. Это были сознательные граждане освобождающейся страны, а не охваченная коллективным психозом биомасса в марте 1953-го.

  

Фантасмагоричны и безголовые портреты советских вождей в сцене поминок на даче Сталина. Да-да, именно безголовые портреты, но, тем не менее, хорошо узнаваемые. Жирные пальцы, протирающие стеклышки пенсне – Лаврентий Берия, рыхлое пузо и задница в сером френче – Георгий Маленков, украинская расшитая рубашка – Никита Хрущев, татуированные инициалы «ЛК» на дрожащем запястье с рюмкой коньяку – Лазарь Каганович, маршальская звезда на золотом погоне – Климент Ворошилов. Да и сам "Хозяин" мелькнет ранее на заднем плане, лежащим на ковре, а на первом – дымящаяся трубка и пачка папирос «Герцеговина Флор». Замечательная придумка режиссера, художника фильма Бориса Бланка и оператора Анатолия Иванова.

 

Женя (Денис Константинов) – старшеклассник, по кличке Маяковский – явно автопортрет самого Евтушенко. За несколько дней начала марта его герой переживет и арест отца, и крах своих патриотических иллюзий, и сам едва не погибнет в похоронной толпе на Трубной площади.  Девушку, которую он встретит в тот день, зовут Эля – Марина Калиниченко. Но полное ее имя не Эльвира, не Элеонора, а – Электрификация! Это та самая юная фигуристка на катке, что появляется в первых кадрах картины, на которую смотрят через щели дощатого забора тоскливые глаза заключенных. Еще раз подтверждаю – это не поэтическая метафора, так оно и было!  До войны население столицы насчитывало полтора миллиона человек, а после войны (я это хорошо помню) уже четыре миллиона. Причем границы города еще не пересекали  линию Окружной железной дороги.     Послевоенная Москва и мне запомнилась как чрезвычайно тесный город, с переполненными тротуарами и дворами, трамваями и троллейбусами, с перенаселенными коммунальными квартирами.

 

То, чего я, слава Богу, не видел своими глазами – это набитые под завязку камеры Лефортова и Лубянки и той самой апокалиптической давки на Рождественском бульваре и Трубной площади. Сам художественный лейтмотив картины – именно теснота, суета, толчея, давка. Даже сцена в мастерской скульптора, которого играет сам Евтушенко, где глиняные и гипсовые истуканы нос к носу теснятся на станках и стеллажах. Все эти столь необходимые в наглядной агитации портреты вождей – все эти ленины, ждановы, кагановичи, молотовы, ворошиловы, хрущевы, калинины и сталины, сталины, сталины!!! 

 

 Евтушенко писал: «Я носил в себе все эти годы воспоминание о том, что я был там, внутри этой толпы, этой чудовищной давки. Эта толпа — гигантская, многоликая... У нее было в итоге одно общее лицо — лицо монстра. Это и сейчас можно видеть, — когда тысячи собравшихся вместе людей, быть может, симпатичных каждый в отдельности, становятся монстром, неуправляемым, жестоким, когда у людей перекашиваются лица... Я помню это, и это было зрелище апокалипсическое...

 

Ведь что тогда произошло? Комендатура города и Министерство государственной безопасности распорядились оградить Трубную площадь военными грузовиками, и со Сретенки, со спуска, хлынула человеческая Ниагара, люди были вынуждены давить друг друга, лезть через дома, квартиры, они гибли, были случаи, когда гибли дети. Это было похоже на то, когда толпа прет на футбол или бокс. Те, кто никогда не видел Сталина живым, хотели увидеть его хотя бы мертвым, но так и не увидели. Не увидел и я... Люди не плакали. Плакали, когда услышали сообщение о смерти вождя, на кухнях, на улицах. Здесь же все превратилось в борьбу за выживание, в борьбу за жизнь. Люди гибли, втиснутые в этот искусственный квадрат из грузовиков. Оцеплению кричали: "Уберите грузовики!"». Я помню одного офицера, он плакал, и, плача, спасая детей, он говорил только: "Не могу, указаний нет..." Сколько погибло в той давке людей? Об этом мы никогда не узнаем. В то время все делалось тайно, скрытно. После давки тела всех погибших закидывали на те же грузовики и увозили в неизвестном направлении. Было ли погибших больше, чем во время Ходынской катастрофы, сказать трудно. Но, скорее всего, их было гораздо больше полутора тысяч. Участвовать в похоронах своего любимого вождя хотели миллионы.

 

Фильм поэта обладает определенны ритмом. Можно даже сказать – он зарифмован. Короткие сцены с участием замечательных актеров в ярко обрисованных образах возникают по нескольку раз. Отец главного героя – Алексей Баталов, безумная «невеста Сталина» - Майя Булгакова, майор госбезопасности Джумбер – Дмитрий Джаиани. Запоминаются и персонажи, которые появляются в коротких эпизодах. Деловитые агенты Лубянки, заработавшиеся до того, что дважды приезжают арестовывать одного и того же человека. Французский коммунист,  допущенный в показушно оформленную камеру, где содержат одного из «врачей-вредителей». Француза играет режиссер Савва Кулиш. Плачущий охранник на сталинской даче – Георгий Юматов, иностранная журналистка и дипломат в толпе – Ванесса Рэдгрейв и Альберт Тодд, работяга, перекуривающий с американцем – Михаил Жигалов. Первую свою роль в кино (хулигана из проходного двора) сыграл молоденький Сергей Безруков.  Возможно, с повторяющимися, рифмованными эпизодами в фильме, особенно ближе к финалу, заметен некоторый перебор, но и это можно объяснить неуемным творческим темпераментом автора – поэта и гражданина Евгения Александровича Евтушенко.  

@ Wed, 18 Jul 2012 00:36:03 +0400