Меланхолия

Вместо эпиграфа: "Ведь у каждого из присутствующих здесь бывают такие дни, когда по полдня лежишь в постели и думаешь, встать за стаканом воды или нет". Блог Екатерины Лоно "Кино эпохи порокко".

Некто некогда сочинил миф про похищение Европы, некто Шпенглер не далее как в начале 20-го века написал книжку про закат Европы, господин фон Триер в начале 21-го века эту самую Европу убил. Хотя нет, показал ее самоубийство. Под музыку....

Извините, более-менее оформленное закончилось. Что-то странное связывает меня с этим режиссером -- на его картины реагирую физиологически -- и вот сейчас после катарсиса (не путать с оргазмом) собрать себя сложновато. Но необходимо, поскольку потом даже не притронусь к этому тексту. В данном случае -- как с фреской -- работать надо по-сырому, чтобы не получилось псевдоинтеллектуального бреда. Пока еще живы под ложечкой отголоски животного спазматического ужаса, пока пробегает дрожь и холод между лопаток -- можно выудить из себя что-то дельное, первоначальное.

Признаюсь, смотреть себя заставил, ибо грешен. Ярмо гордыни ношу на себе -- захотелось рецензией на "Меланхолию" показать себя новой планетой киноведения. В противном случае -- никаких мотиваций бы не хватило. В первый просмотр осилил лишь начальные 15 минут. Плюнул в экран, в комментарник и попытался забыть-забить-расслабиться. Но жажда славы взяла свое и сегодняшнюю уборку я решил совместить с просмотром.

При очередном вялом шевелении сюжета со словами "Да *б твою мать" я потянулся к кнопке ускоренной прокрутки и остановился. "Что со мной такое, я могу смотреть Тарковского, Бергмана, Германа-младшего, я выношу любой неспешный темп. Что опять навертел этот долбанный извращенец?" И плавно, с очередной накатывающей волной Вагнера до меня дошло: я не люблю депрессивных, мне сложно с умирающими, я не могу ходить на похороны. Ах, бедная Джастин, ты умерла. Ты умерла еще в прологе и эта нелепая свадьба с тортом, алкоголем и женихом -- уже не поможет тебе. И снятые сережки похоронными принадлежностями ложатся уже на смертный одр, не на супружеское ложе. Ты понимаешь это и бежишь от первой брачной ночи, дабы не осквернять нас лицезрением некрофилии. Как страшно! Мама, как страшно -- шепчешь ты -- тебя прогоняют. Папа, побудь со мной -- он сбегает... Живым не понять твоего ужаса, живой не внемлет мертвецу... Ты не с нами -- и я не с тобой. Каждый умирает в одиночку и ты уже не есть. Недаром тебе не дано перейти Стикс, но ты первая увидишь явление Меланхолии... Какая скорбная награда...

Клер. Моя нежная, трепещущая Клер, как дорога ты мне стала в эти два часа. За твою живую любовь, за твое нежное тревожащееся материнское сердце. Да, мы с тобой живы, мы длительны. Сама мысль о конечности, даже гипотетической -- непереносима. Как так, жизнь одна и она должна исчезнуть. Что значит, жизни нет? Что за безжалостные речи? И в конце-концов, если Земля налетит на небесную ось, где будет жить (господи, вот опять вылетело имя этого мальчика). Заметьте, речь не идет о том, что он умрет -- где он будет жить? Мать по-другому и не может поставить этот вопрос. Здесь где-то прозвучало "вот нравится этой Генсбур играть безумных у Триера". Да с чего вы взяли, господа, что она в этом фильме безумна. Смертный ужас, вот что обуяло ее существо, да и мое, собственно, тоже. Эта паника, попытка спастись, попытка сбежать или хотя бы умереть рядом с живыми. Но чертова лодка Харона застрянет посреди Стикса и смерть омоет тебя ледяным градом перед входом в ее владения. Как бессмысленны попытки умереть прилично -- тщета живых осмеяна и оплевана мертвецом. Взрослый оказался недостоин жалости перед лицом смерти. Лишь ребенку навстречу строится волшебная спасительная пещера и лишь для ребенка она спасительна. О Господи! Как страшно! Клер, я вместе с тобою закрыл глаза ладонями. Мне жаль тебя...

Вот так. Безжалостно. В очередной раз, двигаясь согласно глубинному течению, неявному, но определяющему, фон Триер выносит нас к новым страшным берегам. Аид, господа. Аид. Европа умерла, и брак ее с тысячелетним эсесовцем -- невозможен... Нет, конечно, возможен. Но смысла не имеет. (Как интересно поворачивается в этом дискурсе недавнее заявление Триера о симпатии к фашизму. Со всех сторон оно выморочно, ибо поздно). И вместе с тем, при приближении конца, не духовного, но уже физического, как преображается Европа-Джастин. Культурный, напускной лоск слетел с нее еще в первой части, но теперь спало и рубище отщепенки "мертвой-среди-живых". Как естественно прекрасна она, нежащаяся в лучах смерти, ибо смерть -- её естество. И как меняются они местами и ролями с Клер. Звезда мертвых - губительна для живых. Она лишает нас сил и самообладания, лишает нас себя. И мертвые приходят заботиться о наших детях...

Конец... И даже нет места для вздоха...

Но хватит, а то на этой волне можно такого наплести, что даже Ларсу станет стыдно. А мне не хочется, чтобы ему стало стыдно. Он молодец, он, пожалуй, лучший из ныне живущих режиссеров. Я люблю его достоевщину, нездоровье и честность. Раз за разом заглядывать в ад, плескать в зрителей плавленой серой и даже не требовать молоко за вредность. Дорогого стоит. Не знаю кто он, не думаю даже каков он, как человек. Сужу только по отсмотренному - и не хочу судить. Неподсуден -- мастер.

Если собраться, включить голову и глаза и попытаться выжать адреналин из мозга --  можно оценить собственно работу.  Что особенно порадовало меня в "Меланхолии" --  какое визуально вкусное и вкусовое, изысканное североевропейское кино получилось. Ммм, вся элегантность дряхлеющей Европы собрана в видеоряду. И не только в видеоряду. Фильм выплескивается из рамок изображения, взламывает продуманной внимательностью к мелочам -- косность ограничений экрана. Реальность реконструирована до булавочных головок. Насколько по-настоящему старо скрипят двери. Вы заметили? Вы заметили эту тонкую достоверность? Как фактурна, буквально осязаема невеста Джастин. А ночной пленэр с сиянием Луны и Меланхолии. Я не знаю, как вообще был выставлен свет в этой сцене. 

Единственно, что реально напрягало -- это звукоряд. Я понимаю, что ничего радостного в трагической прелюдии Вагнера нет. Но зачем превращать ее в траурный марш. Ведь согласитесь, звучит она именно так. И пока Джастин в первой части пытается вырваться в жизнь -- прибой музыки, затягивающий её обратно в пучину -- просто выбешивает временами. Но видимо такова задумка)))

Приятного просмотра! Возлюбите мертвых и они к вам потянутся!

ЗЫ: Мне одному мерещится или мальчик (дай Бог памяти, как его зовут) действительно похож на А.Тарковского. Особенно в прологе 

ЗЫЫ: не думайте, что я слил концовку -- просто надо возвращаться в жизнь))))

"Меланхолия в психическом отношении отличается глубокой страдальческой удрученностью, исчезновением интереса к внешнему миру, потерей способности любить, задержкой всякой деятельности и понижением самочувствия, выражающимся в упреках и оскорблениях по собственному адресу и нарастающем до бреда ожидании наказания." Зигмунд Фрейд.  

"Я думаю, что Жюстин - это я.  Я вложил в её личность особенности моего характера, а также мои размышления о наступлении конце света и моё сосуществование с депрессией. С другой стороны, Клэр должна быть полной противоположностью... нормальным человеком " - Ларс фон Триер

.

2011-ый год стал особенным для кинолюбителей философских арт-хаусных космогонии и космологии: на экраны вышли "Древо Жизни" Теренса Малика и "Меланхолия" Ларса фон Триера. При кажущихся аналогиях, трудно представить два столь различных фильма. У "Древа"  жизнь в названии и надежда на всём протяжении, но упоительно прекрасен Меланхолический  Танец Смерти, поставленный  самым талантливым из живущих ныне мизантропов и провокаторов, положенный на музыку Вагнера. Впору  пришлась смерть Изольды гибели человечества, а запечатленные фон Триером сияющие вершины  кино, искусства и литературы в течение первых незабываемые восьми минут пролога категорически противоречат его же утверждению, что Земля - это зло.  Не может зло сотворить столько прекрасного: таинственные сады Мариенбада и две луны в ночном небе,  расплавляющиеся охотники на снегу, Офелия, о нимфа с нежным отрешённым  лицом Кирстен Данст, тихо плывущая то ли по реке Лете, дарующей забвение, то ли по Стиксу, где в конце пути ждёт Харон. Жемчужины серёжек, напоминающие белые ландыши в её руках, будут платой за перевоз в страну вечного покоя. Пролог "Меланхолии" и самая последняя сцена должны быть объединены в короткий фильм, который станет трагически возвышенным прощанием с этим миром, каким мы его знаем и любим. 

Нет у нас другого и не будет, несмотря на то, что он-то к нам "не приветлив, не враждебен, просто равнодушен к проблемам таких существ, как мы". Два часа между  поразительными прологом и финалом - спорны, как всегда у Триера. Суетливость камеры, трясущейся, как  одержимая,  назойливые резкие обрывы кадров  в первой части как-то не пристали именно этому фильму, в особенности, скорбному достоинству его второй половины. 

Многочисленные поклонники Ларса фон Триера считают его уникальным новатором, бесстрашным и бескомпромиссным обличителем лжи и лицемерия. Столь же многочисленные хулители видят в нём злобного провокатора и женоненавистника, желающего привлечь внимание к собственной персоне. Истина, скорее всего, где-то на пересечении двух мнений, но нельзя не заметить, что датский режиссёр  относится к созданию фильмов как,  к своего рода, психо-терапии. Практически, про каждый свой фильм, он может сказать: "Это я!" и все они вращаются вокруг образа женщины, которая для фон Триера или яростная, разрушительная, безумная сила или несчастная жертва, приносимая режиссёром на алтарь его внутренних демонов, рождённых непрощёнными и незабытыми глубоко личными обидами.   В какой-то момент мир для него сузился до захолустного, богом забытого городишки Догвилля, жители которого наделены всеми человеческими пороками и недостойны существования. Шесть лет после завершения "Догвилля"  не оставляла фон  Триера  идея облитерации планеты и её обитателей, которую он  лелеял, развивал и довёл до логического завершения в “Меланхолии”.  Его alter ego  Жюстин "фон Триер" не один, но несколько раз повторяет, что Земля - это зло, мы одни, и никто никогда не заметит нашего исчезновения, a сам oн уверен, что  фильм имеет, в “каком-то смысле”, счастливый конец.

Режиссёр  отказался от соблазна включить в картину эффектные сцены- катастрофы, предшествующие финальному столкновению двух планет. В фильме нет цунами, землетрясений, извержений вулканов, космических волн и, наконец, Земли, расплавившейся от смертельного поцелуя гигантской таинственной планеты Меланхолии. Вместо этого, он сконцентрировался на различных моделях поведения перед лицом неизбежного конца, и "Меланхолия"  отличается от других его paбoт. Может быть, оттого, что Триер близко отождествил себя с главной героиней, нашёл в себе силы и цели, для которых стоит жить  дальше, несмотря на тяжёлую форму депрессии, от которой он давно страдает или, может быть, у него психотерапевт хороший, но в "Меланхолии" нет ненависти к женщинам. Нет ненависти вообще. Режиссёр не отводит взгляда от слабости, инфантильности  и беспомощности рода человеческого перед абсолютным апокалипсисом, но никого не судит. Фильм подобен глубокому тяжкому вздоху от приятия того, что в рождении уже заключена Смерть, и всё, что явилось, произошло, случилось, бесследно и навсегда исчезнет, уйдёт в небытие, и Жизнь и Время и Пространство.  Фон Триеру необходимо передать оттенки эмоционального смятения человека, страдающего  от депрессии, но именно благодаря этому, способного сохранить присутствие духа в преддверии катаклизма, несущего неизбежную гибель. Главная героиня одухотворяет фильм и её тонкое страдальческое лицо в первом же кадре становится  истинным ликом Меланхолии. 

Именно Жюстин, внешне безмятежной,  но проницательной всевидице, страдающей от депрессии, потерявшей интерес к окружающему внешнему миру, Ларс фон Триер даёт силу и достоинство, чтобы принять немыслимое, каким бы страшным оно не было. Именно она, не способная выражать свои чувства, поддерживает и утешает единственно близких ей  людей, сестру  и племянника в преддверии неминуемой катастрофы.  И в этом смысле,  картина  имеет счастливый конец. 

Ловлю себя на мысли, что финал (действительно, Финал), каким провидел  его Ларс фон Триер,  не страшен. Страшно другое. Издевательски насмешливая триеровская ухмылка будет последним образом у меня перед глазами. Или не будет, и это ещё страшнее. Вот уж действительно, и ненавижу его, и люблю."Почему же?" - ты спросишь. Самa я не знаю, но так чувствую я - и томлюсь.

"Меланхолия в психическом отношении отличается глубокой страдальческой удрученностью, исчезновением интереса к внешнему миру, потерей способности любить, задержкой всякой деятельности и понижением самочувствия, выражающимся в упреках и оскорблениях по собственному адресу и нарастающем до бреда ожидании наказания." Зигмунд Фрейд. 

"Государство - это я" - Людовик XIV , король -солнце.