Милая Чарити

Лучше всего радость выражается в танце. (Боб Фосси)

Сама идея кино-римейка бродвейского мюзикла, поставленного по фильму «Ночи Кабирии», на первый взгляд, звучит кощунственно для истинного поклонника трагикомического шедевра Федерико Феллини. Кто позволил Бродвею тянуться через океан своими щупальцами к маленькой, закалённой тяготами уличной жизни, римской проституткe по имени Кабирия с её трогательной взъерошенностью и настороженностью, за которыми — незащищённость, чистота и детскaя доверчивость ? Кто посягнул на кино-святыню, улыбку Кабирии сквозь слёзы, залог того,
 что пока есть жизнь, есть и надежда? У кого хватило дерзости не только пересказать «Ночи Кабирии» в жанре мюзикла, но и экранизировать eгo на улицах Нью Йорка?

«Ниспровергателем святынь» стал Боб Фосси, актёр, хореограф, театральный и кино-режиссёр, чей жизненный и творческий пути подобны падению яркого метеорита. Его кипучая энергия и стремительный ритм поражали и заражали. Ему принадлежат слова: «Живи, как будто ты умрешь завтра, работай, как будто тебе не нужны деньги, и танцуй, как будто никто не видит», и он следовал этому завету до скоропостижной и внезапной смерти в 1987 году.

Экранизиpoвaнный Фосси мюзикл «Милая Чарити», поставленный им же на Бродвее в 1966 году, получился ярким, праздничным и чувственным, несмотря на то, что история Чарити-Хоуп Валентайн (Ширли Маклейн), наёмной танцовщицы из сомнительного дансинг-холла на Times Square, мечтающей о любви, но сталкивающейся лишь с обманом и предательством, весьма близка оригинальной сюжетной линии «Ночей Кабирии». В своём кино-дебюте Фосси распахивает двери театра и выпускает мюзикл со сценических подмостков на шумные, оживлённые улицы Манхэттана.  Включив музыку, танцы и пение в калейдоскоп постоянно меняющихся сцен жизни большого города с его дансинг-холлами, ночными клубами, Центральным парком и пёстрыми, как лоскутные одеяла, группами хиппи, Фосси создаёт своеобразную временную капсулу конца 1960х годов.

Новаторство Фосси состоит в том, что он революционизировал постановку танцев в мюзикле и создал джазовый стиль хореографии. Вместо присущей им театральности, Фосси привнёс в танцевальные номера пленительную грациозность и вызывающую сексуальность, достигаемые, с одной стороны, экономичными синкопированными движениями всего лишь пальцев рук или лёгкими покачиваниями бёдер танцорами и, как резкий контраст, стремительными передвижениями, гротескными и ассимитричными позами, бросающими вызов законам физики. Экранизируя  мюзиклы, начиная с «Милой Чарити», Фосси максимально использовал возможности движущейся камеры и динамичный монтаж, что сделало танцы не просто вставными, хотя и эффектными номерами, замедляющими действие фильма, но органичной его составляющей, двигающей сюжет.

В первом же фильме Фосси раскрылись творческая дерзость, способность погpузить зрителя в фантазийно- карнавальный мир мюзикла с удивительно реальными, из плоти и крови, персонажами. В милой, нежной Чарити-Хоуп, чьё имя переводится как милосердие и надежда, или милосердная надежда, столько доброты, любви и доверчивости, что с первых же кадров фильма начинаешь невольно со-переживать с ней. И переживать за неё.

При всём радостном летнем очаровании, кино-дебют Боба Фосси не вполне свободен от недостатков, которые можно объяснить опьянением неофита открывшимися ему возможностями не только остановить кино-мгновение, но удержать, запечатлеть и продлить его на экране. Отсюда и обилие слоу-мо, стоп кадры, и мало что добавляющие переходы от цвета к чёрно-белому изображению во второй половине «Милой Чарити». Раздвинув границы зрительного зала до размеров огромного города, Фосси не до конца отошёл от условной театральности, включив  увертюру перед началом фильма и музыкальный антракт в середине, что привoдило иногда к потере ритма фильма и его зависанию.

Пройдёт всего два года после его дебюта, и Боб Фосси, преодолев издержки роста и отточив неповторимый стиль, снимет второй фильм, экранизацию его же бродвейской постановки «Кабаре», который принесёт ему громкий успех и войдёт в число лучших кино-мюзиклов в истории. Ни до, ни после Фосси, никто не смог так воссоздать на экране потерянный мир, сузившийся до размеров скандально-гротескного кабаре в центре Берлина начала 1930х, где каждый вечер публика лихорадочно и отрешённо пирует в ожидании грядущей коричневой чумы, которой  приналежит завтра…

Но это будет потом, позже. А пока бедняжка Чарити, снова обманутая, опять одинокая, опустошенная, проводит ночь на скамейке в Центральном парке. Но восходит солнце, ранние прохожие улыбаются ей: «Доброе Утро», и она робко и застенчиво улыбается в ответ. Может быть, это утро действительно станет добрым к ней?

Dum Spiro-Spero.