Розенкранц и Гильденштерн мертвы

(а содержит ли рецензия спойлеры?)

Смерть всех времен и видов! Через повешение, от ран, под пытками, от удушения и голода! Отчаянная резня, мечи и яды! Двойная смерть – на дуэли! Начали! (с)

Творение Шекспира - мрачное,  драматичное произведение, в котором смешались убийства, инцест, суицид и предательство. Стоппард же в своих пьесе и фильме превращает эту драму в трагикомедию абсурда, почти не противореча оригиналу. Выводит на первый план персонажей, которые раньше были практически невидимы. Превращает их в главных действующих лиц, наделяя глубокой индивидуальностью и собственным мнением. И, тем не менее, заигрывает с восприятием этой двойки как чего-то единого целого, постоянно обыгрывая это в диалогах. Развязка предопределена самим названием, и они упорно идут к ней, но почему? Вот и появляется на сцене вопрос о свободе воли, о предначертанности, ведь не зная ничего, строя догадки, играя в вопросы и ответы, будто в бадминтон, они продолжают продвигаться по полотну этой истории к неотвратимому концу.

- Жуткая резня, восемь трупов.
- Шесть!
- Восемь! (с)

Слова о страхе перед предопределенностью, замаскированные беседой о постоянном падении монетки «орлом» вверх, звучат уже в самом начале. Этот момент, кстати, был процитирован в не так давно вышедшей игре BioShock Infinite, где тем же самым занимались брат и сестра Лютесы, на создание образов и диалогов которых явно повлияло произведение Стоппарда.

Еще одним мотивом проходит через фильм тема смерти, ее неотвратимости. Она существует для всех - королей, принцев и ничтожеств. Но отрицается ее романтизация, подвергается публичной порке всеобщий интерес к ней. Стоппард, в лице упоминаемых актерами безымянных зрителей, которым милее всего казни, убийства, инцесты, изнасилования и геноциды, указывает пальцем на наше общество. Не превращают ли потребительство, цинизм и черствость окружающие нас человеческие трагедии в тот самый пресловутый фарс?

Повествование фильма нарочно рваное - то мы с героями в лесу или на дороге с актерами, то в Эльсиноре, а тут вдруг - уже на корабле, с Гамлетом, отправленным в Англию. Стоппард расставляет акценты, нарочно часто оставляя за бортом то, что выведено на первый план у Шекспира, предлагает нам додумывать, вместо того, чтобы все разжевать и выдать готовым. Некоторые события и вовсе изменены, но здесь нет ничего плохого. Ведь это не экранизация «Гамлета», и творец имеет право на отступления в рамках своего замысла. Однако, герои в любом случае обречены, снова и снова, когда поднимается занавес и пьеса повторяется. А чем дальше, тем больше кажется, что лишь персонаж Ричарда Дрейфусса знает все наперед.  Что все происходящее - порочный замкнутый круг, и Розенкранц с Гильденстерном вынуждены строить догадки, терзаться сомнениями и дергаться в тенетах вновь и вновь разыгрываемой истории, как мухи в паутине.

Сами добивались.
Меня не мучит совесть. Их конец -
Награда за пронырство.

Почти все внимание зрителя в фильме принадлежит троим актерам, талант которых не вызывает сомнений. Ричард Дрейфусс, Тим Рот и Гэри Олдмен - лицедеи, идеальные притворщики, которые могут не играть, а проживать роли, примеряя на себя судьбы, как костюмы. Их диалоги заставляют мозги вскипать в попытке понять смысл очередной метафоры. Нам кажется, что мы видим истинную суть сумасшедших споров и иносказаний, но Стоппард играет с нами, заставляя скрежетать шестеренками в голове, предполагать и строить собственные выводы, при этом явно не выдавая вложенного им в фильм подтекста.

Все приходится принимать на веру. Правдиво только то, что принимается за правдивое. Такова плата за существование. Человек основывается на предположениях. (с)

Мы видим не декорации фильма, а театральную сцену. Обстановка и костюмы играют сугубо вторичную роль. Можно было переодеть героев в наряды нью-йоркских яппи и перенести действие на Манхэттен, суть здесь не в этом. На первом месте здесь «Слова, слова, слова…» (с), которыми жонглируют персонажи и которые легко могут возносить к вершине власти, ранить и даже убивать. Даже будучи неподвижными, герои все равно находятся в движении - их мысль и их слова никогда не стоят на месте, а жесты порой говорят куда больше, чем произнесенные реплики.

Так о чем же все-таки этот фильм? О фатализме и свободе воли, о смерти и жизни, о судьбоносных решениях и о том, что все в мире повторяется. Он очень о многом, и все равно в самом конце звучит именно эта фраза фраза:

Должно быть, был момент, тогда, в самом начале, когда мы могли сказать - нет. Но мы как-то его упустили. В следующий раз будем умнее… (с)

А ведь в жизни следующего раза может и не быть.

Жизнь человеческая абсурдна. Люди зачастую вынуждены поступать так, как от них требуют пресловутые обстоятельства, не отдавая отчёта своим действиям. Всегда ли человек понимает, зачем, почему он совершает те или иные поступки; осознаёт ли он, к чему приведёт его деятельность, и есть ли в ней, наконец, смысл? Распределены ли свыше роли заранее, или каждый сам правит свою судьбу? Может, не всё так очевидно, может, зря Шекспир сделал главным персонажем своей трагедии мечущегося на грани безумия Гамлета, незаслуженно отодвинув на второй план настоящих героев?

Том Стоппард, автор трагикомической пьесы и одноименного фильма «Розенкранц и Гильденштерн мертвы», очевидно, находился под сильным влиянием экзистенциализма, коль скоро из-под пера этого неутомимого человека, получившего классическое английское образование, вышла такая абсурдистская пьеса. Действительно, кому интересен Гамлет, с его предсказуемыми переживаниями и поступками, когда есть два человека, загнанные в парадигму обстоятельств, и им самим ещё предстоит разобраться, что к чему?

Розенкранц (Гари Олдман) и Гильденштетрн (Тим Рот), второстепенные герои шекспировской комедии, у Стоппарда выходят на первый план. Побуждаемые невнятным призывом друга и чувством долга, они бросаются в путь, начало и конец которого теряются в тумане неясности. Сюжет картины как бы вырезает кусок их жизни, без «до» и «после», заставляя открывать мир по-новому, воспринимать заново явления и давать этим явлениям объяснения, как будто что-то от этого изменится. Пара главных героев дихотомична: серьёзный Гильденштерн, создающий стройную систему мировоззрения и по-детски любопытный Розенкранц, для которого опыт важнее теории. Первый пытается логически объяснить всё происходящее; второму, как младенцу, важнее всё потрогать руками, для него форма первична. Несомненно, Тим Рот и Гари Олдман своей игрой помогли раскрыть замысел картины во всём блеске. Однако убеждён, что основной ценностью этого фильма является язык. Подобно подкидыванию монетки (основной лейтмотив первой сцены), герои подбрасывают слова, перекидывают их друг другу. Условность норм общения и выразительность языка подвергаются испытанию на всём протяжении картины. Невозможность понять и объяснить абсурдность происходящего, невозможность проявить в полной мере свою волю и противиться обстоятельствам, череда которых неизбежно ведёт к смерти – вот главная идея фильма. Зритель наверняка сможет заглянуть за кулисы эстетики прекрасного и ощутить невыносимую абсурдность бытия: «Плывем по воле волн. Сегодня, может, будем играть при дворе. А может, завтра. А может – в таверне. А может – нигде».

Картина «Розенкранц и Гильденштерн» вряд ли рассчитана на широкий круг зрителей. Но среди тех, кто любит изящную словесность, кому интересно театральное ремесло (ведь вся жизнь – игра) и кого волнуют вопросы экзистенциализма, фильм наверняка найдёт горячих поклонников.