эмоций и грёз «открытого всем ветрам» режиссёра. Туда, где время существует в особом измерении, ибо имеет свойство то растягиваться, то сжиматься. Где навязчивые циферблаты белеют своими безжизненными механическими лицами чуть ли не с каждой стены и каждого запястья. Где герои в поисках счастья ищут на самом деле самих себя, а находят дополнительные проблемы – не потому ли, что «счастливые часов не наблюдают»? Где любовь изначально ущербна и обречена на фиаско, поскольку один надеется на большее, чем другой может или намерен дать…

     «Дикие дни» (оригинальное название «Подлинная история а-фея*») – тонкое кино для созерцателя. Для того, кто способен окунуться в царство грусти и красоты, разглядеть очертания под туманом из сигаретного дыма и расслышать признания, адресованные не вовне, а внутрь, сквозь шум дождя.

     - Я слышал, что есть птица без ног. Она может только летать. Когда она устаёт, она спит на ветру. Эта птица может сесть на землю только один раз. Когда она умирает...

     Второй фильм Кар Вая ещё сохранил линейность повествования, и всё-таки не столько рассказывает о главном герое Юдди, прожигающем свою и губящем чужие судьбы, сколько дарит впечатления. Если «ловец снов» вешается над кроватью, чтобы отфильтровывать ночные видения, то Кар Вай, «ловец ощущений», живёт на киноплёнке и отвечает за богатство вашей чувственной кладовой. Вязкая атмосфера Гонконга, отталкивающая бедность уличных кафе с аскетичными прилавками оттеняются точёными фигурками в платьях, на удивление податливыми в мускулистых объятиях мужчин с чёрными, как вороново крыло, и гладко зачёсанными назад волосами. Похоже, Кар Ваю известен рецепт смешения постмодерна и стилизации под классику, артхауса и традиций, предельно осязаемых недомолвок и философских размышлений. Маленький мальчик, увезённый из Китая, до тринадцати лет не говоривший на местном кантонском диалекте, в зрелом возрасте нашёл собственный художественный язык. Мазки, полутона, недосказанность и одиночество среди людей – это его средства общения. Здесь нечего делать рацио: оно утонет в чаду испарений, как курильщик опиума в тесном пространстве нелегального притона. Здесь – сфера эмоцио.

     - Ты когда-нибудь любил меня? 
     - Я не знаю, сколько ещё женщин я буду любить в своей жизни. Я узнаю, кого любил больше всех, только в самом конце...

     Творчество азиатского гуру – это поэзия в кинематографе, написанная экспромтом, без гнёта сценария. Возможно, его успех в немалой степени обусловлен и умением окружить себя единомышленниками, для кого не составит ни малейшего труда подхватить задумку с полуслова, полувзгляда, полунамёка, зачастую – с полудыхания. Среди таковых бдительных соратников-медиумов особо выпуклы две персоны: Кристофер Дойл и Уильям Чанг. Второй их вышеназванных – и художник, и монтажёр, и… швец, и жнец, и на дуде игрец. Исключительно благодаря его вкусу снимающиеся у Кар Вая актрисы выглядят богически. Фотографичность, насыщенность цветов и размытость изображения – это случайно-неслучайный монолог камеры Дойла. Его вклад вливается в многоголосицу коллективного хора. Не ту, где «все церкви нежные поют на голос свой», а ту, что возносит слова, одухотворённые музыкой, к безграничным просторам…

      «Дикие дни» располагаются в начале большого и славного пути. И если они очаруют вас, то «Любовное настроение», «2046» и «Мои черничные ночи» навсегда превратят в приверженцев неподражаемого стиля человека в тёмных очках, владеющего секретом экзистенциальных путешествий.

Лишь потому, что мое восходящее Там –
это чьё-то разбитое вдребезги Здесь,
я сберегаю, как жизнь, расстояние Между
ослепительно ярко сверкающим До
и уныло мерцающим После.

В камне шумит птица.
В птице шумит небо.
В небе шумит ночь…
Мы думаем – это жизнь.
А это всего лишь ветер.

Жизнь – это Вдруг.
А всё остальное – время.

(Карен Джангиров)

     * а-фей – китайский вариант стиляги, пижона.