далеко, в стремлении выделиться и реализовать свой потенциал над авторским уводят от истинного назначения первоисточника. Именно поэтому обращаться с ним нужно трепетно, осторожно привнося элементы собственного видения, не нарушая художественного мира произведения, сообразно с ним. Именно такую, с редким трепетом и осторожностью проделанную работу представил в одноименной экранизации романа чешского писателя Милана Кундеры «Невыносимая легкость бытия» американец Филип Кауфман (при участии в работе над сценарием самого автора).

      Если вы уже прочитали книгу и чего-то не поняли, то многие вещи после просмотра экранизации станут вам понятны, воспринятые посредством музыки и киновоплощения героев, вполне возможно, изменится ваше восприятие произведения и его оценка. Потому что режиссер грамотно расставил акценты, профессионально воспользовался языком кинематографа, пускай несколько увлекся эротизмом. Актеры привнесли в общее дело свое мировоззрение, дополнили личным отношением нечетко очерченные силуэты образов, на 90 процентов создаваемые читателем. Какими задумывал их автор, известно только ему самому, а герои экранизации – совместное изобретение режиссера и актеров, их дитя, рожденное в творческом поиске и взаимодействии. Но если вы никогда не брали в руки Кундеру раньше, то после версии Кауфмана, Дэй-Льюиса, Бинош и Олин вы непременно захотите это сделать. Как минимум, чтобы разобраться в том, что непонятно в фильме. И будете правы, поскольку без книги это хорошая мелодрама, трагическая история любви Терезы и Томаша, с книгой – философская социально-политическая эссеистика.

Тело

       Книга Милана Кундеры неслучайно названа «интеллектуальной прозой», а экранизация – «изысканным зрелищем». Произведение действительно эстетское. Философская, политическая проблематика в нем перемежается с откровенно эротическими, но не пошлыми сценами, полными символизма. В фильме публицистическая риторика автора частью утрачена, а частью перенесена в диалоги и монологи героев. Зато отразились такие книжные приемы, как мотивы и повторы, членение на части, рифмованные сцены, резкие переходы. Фильм, как и книга, заканчивается на светлой ноте, «счастье, которое наполнило пространство грусти»: зажигательная «Цыганочка» снимает весь трагизм, закончили так же сумбурно, как и начали. Та же кольцевая композиция: Томаш и Тереза засыпают в гостинице, в комнате под символическим номером 6 (привет от режиссера), и та же музыка. Музыка, которой так много в книге, присутствует и в фильме: начиная бетховенским «es muss sein» (так должно быть) в исполнении любительского оркестра в уездном городке, куда Томаша завел «ишиас начальника», как символ неизбежности встречи с Терезой (все было разыграно как по нотам, колокола напоминают «стук судьбы»), и заканчивая «скрипкой и фортепиано», раздающимися в гостинице. В фильме без конца звучит национальная чешская музыка как символ независимости и самобытности гордого народа. Это чувство присуще и героям, и автору. Музыка выступает как эмоциональное средство психологизма и не просто сопровождает картинку, а говорит сама за себя. Оставим без комментариев нелепое музыкальное присутствие «советских захватчиков» на вечеринке, однако оно созвучно позиции автора в книге.

Душа

       Фильм был создан спустя 4 года после публикации произведения (1984), отразившего чуть ли не главное событие в чешской истории – Пражскую весну 1968 года. Жизнь целого государства в книге показана на отношениях одной пары возлюбленных.  Автор выбирает кульминационный момент истории и развивает его параллельно со стадиями романа Томаша и Терезы. У китайцев есть поговорка: не дай вам жить в историческое время. Она уместна в разговоре  о судьбе этих двух людей, демонстрирующей судьбу целого поколения. Экзистенциальный кризис на фоне эмиграции в страну, где все по-другому, где во время войны в соседнем государстве в журналах публикуют  репортажи про нудистов и кактусы, шум принимают за музыку, а искусственные цветы ставят в воду, - вечная тема, актуальная не только в отношении Чехии и 68-го года. Эти люди прожили долгую и насыщенную жизнь, сменили множество социальных ролей и локаций (что показано в фильме через постоянно меняющиеся костюмы) и к 30 годам стали стариками. Историческое время более сконцентрировано. Но идея этого произведения как раз в том, что, несмотря ни на какие обстоятельства и трудности, можно прожить интересную и счастливую жизнь. Речь идет о внутренней свободе, о счастье как о свободе духа, а не внешней категории. Понять это помогает «веселый» монтаж картины. Камера не статична, сами сцены разыграны под веселую музыку подобно комедии жизни, театральным интермедиям, титры напоминают немое кино. Начиная с названия, в произведении сталкиваются противоположные понятия, актуализирована оксюморонность жизни: невыносимая легкость, легкость и тяжесть, тело и душа, серьезные вещи подаются под соусом веселости фарса. В фильме герои часто дурачатся, Томаш дразнит Каренина, зажав в зубах рогалик. А как жить без юмора? Как еще, если не с невыносимой легкостью бытия, воспринимать посильную, необходимую тяжесть жизни?

       Поклонник женской услады глаз мужчин Томаш легко смотрит на вещи с убеждением, что «Einmal ist keinmal» (чуть-чуть не считается), играючи дирижирует скальпелем во время операции и листает женщин как страницы книги. Для него это не измены, а способ изучения мира. Он врач, игрок, коллекцинер, а не любовник. Это отношение к жизни читается в каждом хищном взгляде исподлобья Дэниэла Дэй-Льюиса. Томаш не воспринимает очередную интригу как нечто особенное: это проза жизни, повседневность. Любовь здесь не опоэтизирована, а низвергнута к обыденности. Но эта обыденность очень эстетична. Красивые женщины, которыми богата кундеровская Прага, - те же готические соборы, которые перестаешь замечать, когда ходишь мимо них каждый день.

Улыбка Каренина

     Главные герои (Сабина, Томаш и Тереза) стремятся выделиться, обособиться от реальности, противопоставить себя осточертевшему китчу. Тереза выбирает для этого книги. В них она ищет утешения в детстве, по ним идентифицирует Томаша, за них, как за поплавок, хватается, скатываясь в пропасть предательства любви, ими же обманувшись (в сцене с инженером). Не случайно в произведении появляется «Царь Эдип» Софокла, одна из многих отсылок к Фрейду: Томаш сравнивает с Эдипом, выколовшим глаза, чешских коммунистов, затем фаталистически объясняет появление в его жизни подкидыша Терезы, героиня страдает извращенным эдиповым комплексом ввиду сложных отношений с матерью, стесняется и боится своего тела. В фильме в принципе многое происходит на уровне подсознания, разоблаченного во снах. Тереза видит кошмары на сексуальной почве, которые Томаш претворяет в жизнь. Любовь воспринимается как болезнь: приходя в мир Томаша из своего, Тереза простужается, происходит акклиматизация, но врач не лечит, а лишь усугубляет ситуацию. То и дело всплывающий на экране бассейн как символ чистоты и верности Терезы и ныряющие в воду акробатки – не что иное, как трансформируемый страх Терезы быть преданной единственным пристанищем души, как это произошло с книгами. Этот страх преследует ее, в кактусах она видит фаллический символ, чувствует запах чужой женщины от Томаша, страдает.

        Сабина, причина страха ночей Терезы, реализует свой конфликт с реальностью, протест против насилия над личностью через андрогинность. Дедушкин котелок как противоположность ее сексуальности, привычка уходить, когда все только начинается,  бежать от собственной жизни вместо того, чтобы выстраивать отношения. В то же время котелок – символ тоталитарной власти,  как и черный зонт, черный плащ: такие носят шпики, преследующие Томаша, это отличает их от главных героев. Мотив вечной слежки отражается в сексуальных фантазиях Сабины, заговаривающей о вуайеризме, в страхе Терезы быть уличенной в  добровольном изнасиловании, когда она просит инженера одернуть шторы, в самой первой сцене, где врачи в операционной полглядывают за Томашем и медсестрой. Андрогинность свойственна и Терезе. Жюльет Бинош, эта предтеча Амели, неподражаема в своей естественности и непосредственности: не то девочка, не то мальчик, с неразвившейся фигурой, лишенная сексуальности, но по-детски милая. Ее походка, прическа, одежда, привычка чесать нос и диковатый взгляд выдают в ней ребенка. Она привязывается к Каренину, собаке женского пола, названной мужским именем, и подражает ему, обнюхивая Томаша. Каренин так же выделяется из своей среды: дружит с поросенком Мефисто, а сцена, где собака в машине, как две капли воды похожая на хозяйку, не принимает Каренина за своего, отражает всю горечь эмиграции.

Легкость

        Камера улавливает напряжение электричества между героями: долгие паузы, недосказанность, неловкость в движениях, фокус на глазах, суперкрупный план. В фильме четко схвачена эмоциональная атмосфера той Праги. Здесь актуализируется амбивалетность явлений и многогранность жизни: фотография из документального свидетельства превращается в инструмент шантажа, черно-белые хроники озвучены «музыкой революции», против камеры направлено дуло пистолета.Эпоха отражается в объективе Терезы.

       Сам город оживает, становится молчаливым свидетелем исторических событий, виды Праги играют в кадре: скелет на соборе, у статуй завязаны глаза, а уши закрыты, повсюду национальные флаги. Когда неповоротливые танки едут по брусчатке тесных пражских улиц, понимаешь: этот город слишком мал для столь крупных событий, но не характеров.  Адресный план Праги, урбанистический пейзаж в этом фильме тоже психологизирован и отражает характеры героев: оригинальная Сабина – это замки за ее окном, домашняя Тереза то и дело выглядывает из окна серой многоэтажки, будто бы клетки. Две героини разные, они противопоставлены, как легкость и тяжесть, увлечение и долг, тело и душа. А Томаш вынужден выбирать, как любой из нас. Или комбинировать. Ведь жизнь отнюдь не однозначна. В этом и заключается невыносимая легкость бытия, простота сложной жизни.