«Некоторые евреи не делают обрезание. Они просто аккуратно подворачивают…» - Эдмунд Гуссерль, «Лекции о рефлексии»

Многие считают, что рефлексия, как осознание события, возможна только тогда, когда это событие относится к прошлому. Действительно, в момент настоящего сознание погружено во временной поток и не способно рефлексировать по его поводу. Гуссерль же в своих «Лекциях о рефлексии» с этим не согласился и ввёл понятие раздвоенности сознания. Сознания, для которого объект рефлексии - это

воспоминания, существующие в прошлом. С другой стороны, наблюдающее сознание считает, что эти воспоминания по-прежнему являются активными событиями.

«Большой куш» («Snatch»*) от Гая Ричи является как бы классической рефлексией по Гуссерлю. В то же время аттракцион «Snatch»* является забойным трансэкстравертным ритм-энд-блюзом, пропитанным колоритным интернациональным шансоном, и соотносится с рефлексией как баян с козой.

Гай Ричи голосом, наполненным брутальностью вкупе с благородством мужской усталости, спел уникальную оду большим храбрым яйцам. Но яйцам не простым, а рефлексирующим. Риффы и структура его кинематографической оды про «Snatch»* выверены до мелочей. Всё многоголосие актёрских партий подогнано так, что зритель просто купается в брутале героев фильма. Как писал Борис Пастернак, «мело бруталом по земле. И заметало. Кино лежало на столе. Кино лежало…»

Да, Гай Ричи воспел именно брутал. Брутал высшей пробы. Брутал наивно-провинциальный, по-зощенковски погрязший в быту и рутине криминалпрома. Брутал, озабоченный своими немудрёными желаниями и трогательно-детскими мечтами.

Конечно, эмоциональный мир взрослого человека местами сильно пропитан эмпатией. Грань между брутальным, лирическим и эпическим становится условной. Настолько условной, что режиссёр порой не знает, кого назначить главным - первое лицо или третье - и предпочтение делает чисто интонационное.

Большое значение в работах Гая Ричи играет ирония. Она традиционно расширяет диапазон и придаёт фильмам Ричи дополнительные измерения: автор находится как бы и внутри, но и немного в стороне, тем самым в чём-то облегчая восприятие своих картин. Гай Ричи позволяет ритму кино достичь максимума естественной силой – не педалируя этот самый ритм, но и специально не понижая его.

К фильмам Гая Ричи можно смело применить формулировку Осипа Мандельштама из «Египетской марки»: «Мы считаем на годы; на самом же деле в любой квартире на Каменноостровском время раскалывается на династии и столетия…»

В фильмах Ричи правит бал именно брутал марки X.O.(Extra Old) и его величество Случай. Но случай режиссёр понимает как некую «встречу с реальностью», уничтожающей порой и дискурс, и его носителя. Уничтожающей настолько, что у зрителя порой отключается сознание и включается самосознание.

В «Большом куше» есть всё. И самоирония Гая Ричи («- Хотите что-нибудь задекларировать? - Да. В Англию - ни ногой!», «Чай с молоком. Дрянная еда, отвратная погода. Сраная Мэри Поппинс… Лондон.»). И русский в формате «Хрен попадёшь» («Резкий, как удар серпом по яйцам, и жёсткий, как удар молотом. Живой советский герб!». И на чистейшем русском: «Да, я понимаю…» ). И здоровый расизм («Ненавижу, б…, ё… цыган!», «Это русский. Если точно, то он из Узбекистана.»). И концептуальная философия («- Пусть собака не царапает обивку моей машины! – Какой твоей? Она же краденая! – Пока я за рулём – это моя тачка!»). И жизненная математика («- Нужно найти одного человека. – Всё зависит от числа неизвестных в этом уравнении. – Сорок тысяч. – Где его видели в последний раз?»). И даже размышления о религии («Дело в том, что при переводе Септуагинты** слово, которое на иврите значит «молодая женщина», перевели на греческий как «девственница». Из этой ошибки выросло пророчество: «Девственница понесёт и родит нам сына». Понимаете? Внимание людей приковало слово «девственница». Не каждый день девственница беременеет и рожает…»)…

А ещё в «Большом куше» есть Турок (Джейсон Стэйтем), Томми по кличке «Сиська» (Стивен Грэм), Френки «Четыре пальца» (Бенисио Дель Торо), Борис «Бритва»/»Хрен попадёшь» (Раде Шербеджия), Ави (Деннис Фарина) и Тони «Пуля в зубах» (Винни Джонс) со своим другом, «DESERT EAGL КАЛБИРА 50». Есть твёрже, чем гвоздь для гроба, Микки О’Нил (Брэд Питт) и Кирпич (Алан Форд): «Свиней надо несколько дней не кормить, и после этого они сожрут расчленённый труп за милую душу. Но для того, чтобы мясо хорошо переварилось, надо сперва побрить трупу голову и вырвать все зубы…». Есть дерзкая тонированная троица: Винни (Робби Ги), Сол (Ленни Джеймс) и Тайрон (Эйд) - «- Да это, б…, зенитка, Винсент! - Я хочу устроить панику, понятно? - Ты там бойню устроишь, а не панику!..». Есть и слово «fuck»***, которое произносится в течение фильма 153 раза.

В «Большом куше» есть всё. Всё, кроме образов женщин (перформансные мать Микки и две близняшки – не в счёт) и образов котов. Ибо женщины и коты – это химеры. Есть только экстравертные большие храбрые яйца и экстравертные собаки Пушки́. И тяжёлые пу́шки. Как по весу, так и по силе. От тяжести которых до надежды – один шаг…

И через всё это красной нитью, резкой как пуля, проходит идея Гая Ричи о том, что существование не может быть умопостигаемым. Потому как существование требует непосредственного переживания. Особенно, когда в гранях бриллианта в 84 карата из Антверпена начинают отражаться фигуры людей, свиней и самонаводящихся собак… Особенно когда «kids are running around naked, fuckin' in the bushes»****. Удивительно, сколько всего может случиться за неделю.

P. S.

«We put this festival on you bastards, with a lotta love. We worked for one year for you pigs. And you want to break our walls down? And you want to destroy it? Well you go to hell!»****, или «Вести оседлый образ жизни мешает айнанэ в крови».

____________________________________________

* - попробуй перевести самостоятельно.

** - Interpretatio Septuaginta Seniorum - «Перевод Семидесяти Старцев», самый старый известный перевод Ветхого Завета на греческий язык.

*** - см. *

**** - слова из песни «Fuckin' in the Bushes» («Трахаясь в кустах») группы «Oasis». Перевод - см. *

@ Wed, 16 Dec 2015 23:33:24 +0300