для последующего развития кинематографического языка и стилей? Отсутствие технических возможностей записи и синхронного воспроизведения звука определило направление поиска новых решений - составляющих художественного оформления и организации изобразительного ряда ("немая школа" актеров, пантомима, появление титров). Именно на художественность, а также на донесение до аудитории сложностей понимания сюжета средствами монтажа, делался акцент, другие составляющие (например, отсутствие цвета) были второстепенны.

"Восход солнца: Песня двух человек" - это яркий пример вкрапления европейского киноязыка в Голливудские просторы. После выхода картины на экраны многие американские режиссеры, наследуя опыт Фридриха В. Мурнау, стали обращаться к искусству как к первоисточнику подачи материала, превышающего коммерческую значимость. В содержательности авторских решений, сохранивших влияние немецкого экспрессионизма (нагнетание обстановки, хаотичность во временном пространстве, резкие теневые диссонансы), все же ощущается игривая нотка, возможно, взращенная на "американской плодородной почве". Режиссер использовал приемы субъективной камеры для визуальной презентации искаженного сознания персонажей и для усиления ощущения, что камера является как бы "движущимся лицом". Сюжетная линия построена на черном и белом контрасте, балансируя между воспоминаниями из прошлой счастливой семейной жизни и зловещими снами; сцены встреч главного героя с Женщиной из Города сопровождаются яркими музыкальными номерами и панорамами большого города, освещенного огнями, притягательного, манящего, как сама искушенная природа, скрывающая опасность. Возникает ощущение вязкости, беспокойства и, сразу же, как подтверждение тому: мокрая земля, грязные туфли, женские ноги, уже не такие изящные, а руки, рвущие тростник, не такие "городские". Игра на контрастах, в качестве эксперимента с визуальными эффектами, создает атмосферу театрального действия, с чертами безумия и истерии, при том персонажи не являются психически неуравновешенными, а всего лишь вовлеченными в семейную драму.

Несколько моментов, которые запомнились больше.

Лицо главной героини, удивительно способное к мимическим перевоплощениям: склонившееся над мужем, заботливое и нежное; доверяющее и предательски обманутое; любящее и всепрощающее.

Сцена в лодке, самая пронзительная, самая отвратительная, с громким призывом и ощущением, что блоки семейной жизни безвозвратно утрачены, обращены в пыль, растворены в грязной душонке вместе с ее низкими поступками (обратите внимание, важно(!)).

Город после раскаяния и прощения: иллюзорный мир счастья. Потому что до этого он складывается в памяти, всего лишь как черное пятно, исторгающее холодное и поглощающее теплое, сквозь которое не видно чужих слез и радости. Разве что музыка (потрясающая, кстати, музыка(!)), настолько успевающая следовать в такт с героями, будет постоянно свидетельствовать о превратностях настроения.

Танец мужа и жены(!). Полное воссоединение и возрождение в нарочито тяжеловесных декорациях (как бы подчеркивающих, что идиллии нет, ничто не может быть вечно), громких возгласах и всеобщем ресторанном веселье.

История маленького человека – это всегда маленькая драма в водовороте жизни. Но есть кинематограф, в данном случае - немой кинематограф, который может показать бремя человеческих страстей не как забытую песчинку в песочных часах, а как образец высокого искусства. И это - к счастью!