И подумал Ларс фон Триер, что это хорошо - начать задумку нового фильма с выбора определенного жанра, и выбрал он фильм ужасов, потому что «жанр привлёк его безграничной возможностью поместить в фильм очень странные образы". Просмотренные примерно в то же время несколько современных японских фильмов ужасов, таких как "Звонок" и "Тёмная вода", послужили источником его вдохновения при формировании видения будущей картины. Другая важная идея пришла из документального фильма о крупнейших лесах Европы. В фильме леса были изображены как вместилище боли и страдания, где царит простой и жестокий закон: "Убей, или будешь убитым и съеденным, и да выживет сильнейший". Триер был поражён таким резким контрастом между тем, что он увидел и в кино с романтическим взглядом на природу как мирное и дружелюбное окружение человечества, сень, под которой мы цветём. Триер видел лес и самоё природу как воплощение ада, поле боя за выживание, боя без правил. По мере того, как "Антихрист" принимал реальные очертания, Триер прокомментировал его следующим образом: "Я использовал хоррор жанр больше, как вдохновение, а затем эта странная история созрела из него."  Странная история. Ну что же, можно назвать и так. А можно сказать, что название очень подходящее, потому что на вопрос, настойчиво бьющийся в голове у зрителя: " Какого дьявола я только что видела?", короткий и лучший ответ будет "Антихрист". 

 

Фильмы смотрят, чтобы пережить эмоции. Шок от яростной атаки образов, иллюзорных, но бьющих наповал, восторг, смех, грусть, умиротворение, сопереживание, полное погружени и недоумение - всё это я переживала много раз, но не помню, что бы я была Так взбудоражена, раздражена и обозлена, как после финального кадра "Антихриста". И ведь знала, на что иду, но понадеялась на готовность принять и спокойно  отреагировать на художественный фильм датского сценариста-режиссёра Ларса фон Триера. И момент показался удачным. Несколько дней назад его меланхоличный конец мира, как мы его знаем, зачаровал меня именно спокойным достоинством встречи неизбежного. "Антихрист" - как удар хлыстом или скорее, поленом (по голове). Моей первой нутряной нерассуждающей реакцией было полнейшее неприятие и бешенство. О чём я и написала ответ на вопрос, что я думаю о фильме: 

 

"Не верьте, когда Вам говорят, что "Антихрист" - это шедевр". Это огромная, дымящаяся, зловонная куча дерьма. Совершенно неоригинальная, омерзительная, а главное - нудная и абсолютно неправдоподобная. Триер хотел сделать фильм ужасов, где главная тема - зловещая, сводящая с ума природа, в которй нет мира и гармонии, но ежедневная яростная борьба за выживание. Ему следовало пригласить Вернера Херцога в соавторы и со-режиссёры. Херцог на этой теме не одну собаку съел, и его фильмы красивы и величественны. Прекрасен пролог, но он подобен замечательно спланированному и построенному подъезду с колонами, арками, портиком, за которыми - пустота.

 

Последние сорок минут - милая Шарлотта превращается в буйную Берту Мэйсон, первую Мрс. Рочестер, скрещённую с одержимой девочкой из Экзорциста и устраивает Варфоломеевскую ночь. Здесь и угрызения совести и вечный бой между полами и первородный грех и смерть, смерть. Я столько отзывов читала, что люди спать не могут после всех этих об/урезаний на экране, что образы незабываемы, что "Антихрист" не для всех. Он потому не для всех, что сам не знает, чем хочет быть. Для любителей порнухи с пытками - чересчур заумный, претенциозный с потугами на артхаус. Для любителей артхауса - пытка высидеть через очень мерзкие сцены. Ну полная фигня. Даже и не столько шокирующая, сколько просто противная.

 

За все годы, что я смотрю кино, было несколько фильмов, которые я долго не решалась смотреть, зная об их репутации. Это посмертный фильм Пазолини, его экранизация посмертного романа де Сада "120 Дней Содома", который называется "СалО или 120 дней Содома", "Розовые Фламинго" Джона Уотерса, короля дурного вкуса, как он сам себя провозгласил и "Антихрист" фон Триера. Так вот, "Розовые Фламинго" оказались забавными, "СалО" - сильнейший фильм, а "Антихрист" - как выразилась героиня следующего фильма Ларса, "it's a piece of s***.""

 

По прошествии какого-то времени, я поймала себя на том, что моя бурная и эмоциональная реакция направлена не на темы, которые Тирер исследует в своём квази ужасе и не на выводы, к которым он приходит, но на снисходительно-оскорбительную для моего интеллекта, воображения и умения приходить к  собственным выводам манеру подачи сенсационного материала. Его метафоры, образы и символы настолько заезжены и избиты и так вопиюще очевидно скармливаются с ложечки зрителям, просящим добавки,  что зачастую вызывали у меня  недоумённую улыбку и возмущение, несмотря на бездонные глубины, в которые он всматривается в камерном фильме, весь мир которого ограничен только двумя персонажами. Единственное, что он ввёл тонко, это географическое нахождения адского Эдема. Несмотря на то, что фильм целиком снимался в Германии, действие разворачивается  недалеко от Сеаттла, штат Вашингтон на северо-западе США. Ну где же ещё аду находиться? 

 

Нет, серьёзно, Ларс, говорящая лиса изрекает главную идею твоего фильма?  Природа -церковь Сатаны, а Зигмунд Фрейд пророк его? Выхода нет, спасения нет, и мы уже в аду? Природа -безжалостно жестокое, отвратительное и глубоко равнодушное чудовище, каким было всегда.  Природа человека так же омерзительна. Он (Уиллем Дефо) - слаб, немощен, жалок, вопложение краха псевдо-науки и христианства,  символически кастрированный и вторично изгнанный из Эдема в равнодушный мир, после того, как  уничтожив одну ипостась вечного зла, он окружён  толпой, безликих  женщин воскресающих  из самых недр земли. Женщина же с её  обволакивающе втягивающим влажным податливым теплом влагалища, опутана невидимыми цепями космических циклов кровотечения,  вынашивания и деторождения, является одновременно и порождением зла и преумножающей зло. Это открытие приводит жену (Шарлотта Гейнсбур) к  ненависти самой к себе, членовредительству и детоубийству. Выход (согласно Ларсу фон Триеру) - уничтожить сексуальные органы и положить конец распространению Церкви Сатаны. Музыка Генделя звучит второй раз в чёрно-белом эпилоге. Три жутковатых зверя, воплощающие боль, горе и отчаяние исчезают в туманном восходе.  Посвящение Андрею Тарковскому.

 

Ну вот так, примерно. Серьёзен фон Триер? Провоцирует? Или это его способ выбраться из серьёзной длительной депрессии путём персонального артистического экзорцизма? Кто знает? Последнее дело пытаться понять побуждения провокатора и мистификатора, качества, так же неотделимые от фон Триера, как и талант режиссёра, мастера неуютных, корябающих фильмов. 

 

Мой окончательный вывод . Как всегда красиво снято.  В этот раз, Оскаровским победителем того же года, но за другой фильм ("Миллионер из Трущоб"), Энтони Дод Мэнтлом. Как всегда, актриса совершает подвиг и восхождение на Голгофу в фильме Триера. Ну а в целом -вторичен и  гораздо слабее гораздо более сдержанного, но приводящего к катарсису фильма Ингмара Бергмана "Шёпоты и Крики" (1972) и многолетнего источника вдохновения, "Зеркала" (1974) Андрея Тарковского, сияющего так высоко, что кривое зеркало Фон Триера просто разлетится на бесчисленные осколки при приближении к нему. Конечно, сцены насилий и увечий несут шоковое висцеральное воздействие, но это - дешёвые эффекты. 

 

А это - источник, неоскудевающий и возрождающий:  

 

"Я видел все так отчетливо, стоя за кустом, шагах в десяти от них. А они, мальчишка и девочка, бегали по нашей неглубокой, тихой Вороне, как когда-то бегали по ней мы с сестрой. И так же брызгались и что-то кричали друг другу. И так же на мостках из двух ольшин полоскала белье мать и изредка, откинув упавшую на глаза прядь волос, смотрела на ребят, как когда-то смотрела на нас с сестрой.

 

Это была не та, не молодая мать, какой я помню ее в детстве. Да, это моя мать, но пожилая, какой я привык ее видеть теперь, когда, уже взрослый, изредка встречаюсь с ней.

 

Она стояла на мостках и лила воду из ведра в эмалированный таз. Потом она позвала мальчишку, а он не слушался, и мать не сердилась на него за это. Я старался увидеть ее глазами, и когда она повернулась, в ее взгляде, каким она смотрела на ребят, была такая неистребимая готовность защитить и спасти, что я невольно опустил голову. Я вспомнил этот взгляд. Мне захотелось выбежать из-за куста и сказать ей что-нибудь бессвязное и нежное, просить прощения, уткнуться лицом в ее мокрые руки, почувствовать себя снова ребенком, когда еще все впереди, когда еще все возможно...

 

...Мать вымыла мальчишке голову, наклонилась к нему и знакомым мне жестом слегка потрепала жесткие, еще мокрые волосы мальчишки. И в этот момент мне вдруг стало спокойно, и я отчетливо понял, что МАТЬ - бессмертна."