Райский номер

    Сценарный ход, когда, на первый взгляд, совершенно не связанные друг с другом персонажи по ходу повествования сближаются все ближе и ближе, пока не схлестываются к концовке фильма, известен давно. Общепризнанными мастерами такого стиля считаются Алехандро Гонсалес Иньярриту («Сука-любовь», «21 грамм», «Вавилон») и Пол Хаггис («Столкновение»). И вот на европейском небосклоне появился неизвестный широкой публике голландский режиссер Йост ван Гинкель, который подхватил эстафету у своих мастеровитых коллег и достойно избежал участи копировальщика.

    Если представить Европу-матушку большим отелем или элитным борделем, то Амстердам действительно можно назвать Райским номером. Именно здесь мы начинаем знакомиться с героями картины. Вот молодуха из Болгарии, восторженно-наивная девушка с присущим ее возрасту убеждением, что она милее всех на свете, и что было бы недопустимым упущением не воспользоваться своим шармом и формами и не поделиться ими со всем миром со страниц глянцевых журналов. Вот нелегальный эмигрант из Африки, влачащий свое существование в общежитии, напоминающем наши коммуналки, стригущий розы за копейки и не забывающий прочитать «Отче наш» с крыши дома на фоне заводских труб, торчащих из брюха вечернего амстердамского неба. Вот женщина-педиатр, накрывающая ужин на двоих, но садящаяся за стол в мрачном одиночестве. Мужчина в возрасте, квохтающий над любимой женой и долгожданным первенцем. Известный дирижер, называющий себя «натренированной посредственностью», преисполненный ревности  и одновременно гордости по отношению к более одаренному сыну. И сын, белокурый ангел, скучающий по матери, до которой шагать и шагать без сна и отдыха целых семьдесят семь дней.

    Зритель неспешно погружается в атмосферу безысходности и беспросветности существования этих людей. На их челе печать порока. Если не порока, то уж точно греха, сотворенного многократно или единожды, по собственной воле или по принуждению. Если не греха, то изъяна, духовного или физического, пусть кажущегося мелким и незначительным, но грозящим обрасти в будущем теми же пороками.

    Человек несовершенен. Каждый кадр говорит об этом. Каждый кадр звучит об этом, так как, словно для усиления контраста, в фильме использована совершенная, нечеловеческая музыка позднего Моцарта.

Человек несовершенен, как и жизнь, создавшая его. Несовершенная жизнь, где долгожданная месть не приносит успокоения. Где справедливость может восторжествовать только по команде из бюрократических кабинетов. Где сидишь голый перед роялем и не решаешься взять первую ноту, потому что не уверен, что именно она должна стать первой. Где недостаточно того, что тебя имеют. Надо еще при этом улыбаться…

    Конечно, человек иногда взмывает ввысь, и даже находит в себе силы под дулом пистолета сказать: «Господи, прости его, ибо не ведает он, что творит». Конечно, человек способен любить, и иногда даже проявлять эту любовь адекватно. Но, даже смотря на белокурого мальчика с чистым взглядом всезнающего ангела, ты уверен в одном: придет время, и ему тоже скажут: «Подмойся, вытрись и ступай в Райский номер. Там тебя ждут».