Сквозь снег

/осторожно! спойлеры!/

_{Наш паровоз, вперед лети!
В коммуне остановка
Иного нет у нас пути…}

Голливуд — тысячеголовый монстр, крепкий и плодовитый, практичный и всеядный, умеющий регенерировать поврежденные органы и адаптироваться к любым условиям. Потомство его многолико: от слезливых мелодрам до зубодробительных боевиков, от дешевых китчей до шедевров артхауса. Что же позволяет этому существу оставаться на вершине пищевой цепи столь долгое время? Свежая кровь! Кровь с генетическим кодом мексиканцев, русских, китайцев… Именно порции новой крови, время от времени впрыскиваемой в кровеносную систему Голливуда, не позволяют огромному телу покрыться пролежнями, а столетним органам — переродиться в циррозные комки мертвой ткани. И вот, безумно популярный в своей стране южно-корейский режиссер Пон Чжун Хо становится очередным эритроцитом, несущим свою порцию кислорода к нервной системе монстра.

Да, фильм «Сквозь снег» нельзя назвать стопроцентно голливудским, так как снимался он в основном на корейские деньги, да и съемки проходили в павильонах Праги. Но актерский состав, режим работы и клятвы самого режиссера в том, что он никогда больше не будет работать под прессом такого бюджета, позволяют утверждать, что фильм скорее американский, чем корейский. А теперь позвольте перейти к самой картине.

По бескрайним снежным просторам несется огромный поезд с последними выжившими после очередного природного катаклизма. За окнами — современный ледниковый период. Вечный двигатель, придуманный гением Уилфордом, обеспечивает жизнедеятельность внутри железнодорожного состава. Остановка смерти подобна. Жизнь — движение, хотя и по кругу… Научная фантастика, подумаете вы, и окажетесь неправы. Любители данного жанра будут глубоко разочарованы. Причина огромного количества научных ляпов и технических несоответствий лежит на поверхности — режиссеру было наплевать на достоверность изображения футуристического будущего. Это лишь среда, на фоне которой разыгрывается философская притча о революции и обществе.

В хвостовой части поезда, где существуют практически бесправные люди, униженные и оскорбленные, питающиеся собственной плотью или отбросами в виде аккуратных брикетиков, поставляемых из передних вагонов, назревает очередной бунт. Угнетенных не интересует торжество справедливости, у них нет никакой программы по изменению модели общества. Они даже не знают, что их ждет в следующих вагонах. Они хотят одного — жить лучше. На самом деле, именно этот на первый взгляд низменный фактор заставляет простой народ  бросать свои дома и семьи и бросаться с головой в огнедышащую топку революции.

Одним из самых удачных ходов режиссера является то, что он сумел показать в каждом герое не просто человека, а конкретное общественное, политическое или классовое течение. Так, старец Гиллиам (Джон Харт), еще помнящий старые добрые дни и в трудную минуту подкармливающий озверевших от голода собратьев своей плотью, является идеологическим отцом революции. Как и многие теоретики, он далек от практических методов реальной борьбы, и по ходу действия начинает сомневаться в необходимости идти до конца. Молодой и буйный Эдгар (Джейми Бэйл) олицетворяет ударную революционную силу, псов войны, готовых идти за своим лидером хоть в рай, хоть в ад. Чаще всего именно от них на определенном этапе приходится отказываться во имя более высоких целей. Образ премьер-министра Мэйсон в потрясающем по своей гротескности исполнении Тильды Суинтон высмеивает двуличность и цинизм правительства. Любого правительства. И, наконец, Минсу (Сон Кан Хо) — собирательный портрет аполитичной интеллигенции, готовой за лишнюю дозу галлюциногенов помочь кому угодно, а на самом деле вынашивающей свои собственные идеи, навеянные теми же наркотиками.

Лидера бунта Кертиса сыграл отрастивший бороду и поменявший щит на топор Крис Эванс. В меру умен, в меру харизматичен, в меру дальновиден, силен, отважен. Обладает всеми качествами, чтобы встать во главе переворота и повести людей за собой. Уилфорд (Эд Харрис) показан мудрым и уставшим от бремени власти человеком, знающим цену трудным поступкам и людским слабостям, изолированным от народа, как и любой правитель.

Итак, Кертис и сотоварищи рвутся на баррикады. Сметая все на своем пути, теряя в дороге друзей и единомышленников, через темные тоннели и волшебные сады, к власти! Мы больше не хотим плестись в хвосте жизни! Мы больше никому не позволим использовать своих детей в качестве оборудования! Мы хотим, чтобы наши дети были чистенькими, опрятными и сытыми, посещали школу, смотрели фильмы о вожде, играющем в детстве с игрушечными паровозиками (или поглаживающим по щечке очередного карапуза около новогодней елки, или таскающим неподъемные бревна на субботнике). Мы хотим есть суши и бифштекс с кровью. Мы — не рабы, рабы — не мы!!! И цель уже так близка. Осталось протянуть руку, взяться за рычаг, потянуть его на себя и разразиться очередным хэппи-эндом.

И вот здесь-то и начинает действовать свежий кислород, несомый корейским эритроцитом. А готовы ли мы, безумно желающие лучшей жизни и готовые ради нее убивать и быть убитыми, взвалить на свои плечи бремя власти? Сможем ли мы построить новое, лучшее общество из того же материала, что был у наших предшественников? Имеем ли мы право вести за собой, если познали вкус человеческого мяса? Кого мы поселим в последних вагонах? А может, надо просто все уничтожить и начать с чистого листа? Вопросы просачиваются через пулевые отверстия в окнах вагонов наружу, в смертельную стужу, и безответно замерзают в ледяных просторах…

Одновременно достоинством и недостатком фильма является смешение разных жанров. Да, любителей боевиков привлекут по восточному жестокие сцены боев и насилия. Да, поклонники артхауса будут в восторге от символа материнства с автоматом в руках и от ностальгически похожих на наш пионерский салют жестов школьников. А зритель, любящий притчи, с удовольствием будет искать и находить параллели между экранным действом и нашей жизнью. С другой стороны, те же категории зрителей могут заявить, что у режиссера получился не очень удобоперевариваемый винегрет: мало драк для боевика, много слов для артхауса, много драк для притчи… И именно из-за смешения жанров оценки фильма варьируют от восхищенно-похвальных до категорически негативных. Есть претензии и к самой философской составляющей фильма. Одну из них можно сформулировать так:  власть—самый сильный наркотик, привыкание к которому не излечивается. Следовательно, добровольный отказ от власти — нонсенс.

И все же, в главном Пон Чжун Хо преуспел. Его картина заставляет задуматься. О лицемерной сущности человеческого сообщества. О бесполезности попыток изменить мир, веками стоящий на тех же основах. И даже финал картины для наблюдательного зрителя не является хэппи-эндом в распространенном понимании этого слова. И белый медведь превращается из милого животного в одного из тех немногих хищников, которые охотятся на человека. И нет никакой уверенности, что новое человечество не поместит само себя в очередной поезд, бесцельно наматывающий круги по безжизненным пейзажам убитой планеты.

С первых минут, «Сквозь снег», снятый по мотивам графической новеллы «Le Transperceneige», не воспринимался мною как художественный фильм. Скорее, как огромная и противоречивая аллюзия на устройство мира, каким его сделали люди. Поэтому внимание кропотливо подмечало, но не остановилось на множестве нестыковок сюжета, нелогичности действий персонажей и технических проколах. Они оставили свое неприятное послевкусие, ощущение несформированности общей идеи, незаконченности мысли, которую авторы хотели донести до зрителей. Все это не дало стать фильму цельным произведением, в котором все органично и все в меру. Но и не дало ему скатиться в пустоту и безыдейность, наполнив небольшими, но яркими моментами, каждый из которых глубже чем весь смысл большинства современных блокбастеров. Именно эти моменты, без сильной привязки друг к другу и в отрыве от бредовой и заклишированной глобальной идеи и впечатлили меня. Собирать их вместе, пытаясь придумать за режиссера то, с чем не смог справиться он - пустая трата времени. Зато точно одно: поезд, из года в год мчащийся вокруг оледеневшей планеты здесь – не поезд, снег на его пути - не снег, но, как и всегда: люди есть люди.

На первый взгляд, это короткий отрезок жизни пассажиров поезда. И пусть по сюжету фильма он такой один, можно предположить, о чем говорит режиссер. Наша планета изрезана рельсами, как жертва маньяка исполосована ножом. Они – политика: внешняя и внутренняя. Шпалы, скрепляющие их – нормы и законы, мораль и религия, общественное мнение и государственное принуждение. Мчатся по рельсам поезда-государства, пронзая снег, преодолевая  препятствия, реальные и выдуманные. Для каждого такого поезда весь остальной мир – враг. Холод, голод, хищник, мародер, стремящиеся поглотить поезд, раздавить его, проникнуть внутрь, разрушить привычный строй. И все они разные. Где-то кроме люксов и плацкарта есть прослойка из купе для среднего класса, а где-то после вагона-ресторана для богачей сразу идет промерзший грязный товарный вагон для черни. Эти поезда толкает вперед живое топливо. Их механизмы смазаны потом и кровью, их двигатель разгоняют вера в идеологию, жажда власти, алчность или фанатизм.

В этом фильме нас окружают метафоры и иносказания, завернутые в обертку из стильных декораций, жестких и реалистичных сражений, щедро льющих красное с экрана, в который раз пытаясь показать нам настоящее топливо бунта – кровь. Жаль, что эти яркие моменты отделены друг от друга ляпами и недосказанностями. Битва поезда с ледяными заторами на мосту – преодоление внешних проблем, стоящих перед каждым государством. Войны с соседями, экономические блокады, столкновения политических интересов. Они преодолеваются проще всего странами, где сильна идеология, при которой массы беспрекословно подчиняются верховной власти, в которых давление внутренних проблем не мешает заниматься внешними. В тех, где террор подавляет любые иносказания – тоже. Для таких «поездов» важен статус-кво, цикличность и шаблонность, и здесь ярким символом этого является жестикуляция персонажа Тильды Суинтон, истинную подоплеку странности которой мы узнаем только в конце фильма.

Отсутствие заряженного оружия у охранников хвостовых вагонов – это аллюзия на инерционность веры в силу государства. Ему нет необходимости постоянно держать народ в страхе, достаточно поддерживать его внешнюю атрибутику на должном уровне. Мы слепо начинаем верить в силу государства и своим страхом укреплять ее. Годы террора порождают десятилетия раболепия в страхе перед его продолжением, даже при сменившемся строе.

Топоры в руках людей, которые брошены на амбразуру восстания первыми тоже не просто реквизит. При любых подобных проявлениях народной воли, первая реакция государства обязана быть не столько эффективной, сколько эффектной, действующей на психику. Все рудименты толпы отвалятся перед реальной и пугающей угрозой, и в строю останутся только те, кого действительно нужно уничтожить для погашения бунта в зародыше. Остальные после его подавления вернутся к исполнению своих ролей в государственном механизме и станут тихими послушными винтиками.

Среди всех персонажей, о которых и так было сказано немало, особо выделяется старец Гиллиам – опасный идеолог. Такие нужны бунтарям ровно так же, как нужны государству. Они подкармливают толпу своей плотью – идеями, воодушевляют примерами самопожертвования, заражают энтузиазмом. И в то же время, концентрируют вокруг себя всех сильных и потенциально опасных для существующего строя личностей, готовых к действию и упрощают работу государства по локализации очага сопротивления.

Таких нюансов очень много, и откровенно жаль, что создатели фильма не смогли довести работу до логического завершения. У подобного сюжета куда большие перспективы, нежели лавры, снисканные фильмом «Сквозь снег». Но и в таком виде это продукт удобоваримый и мало того – рекомендуемый к употреблению, в качестве «расширителя» для социального и политического кругозора. И, как в любом другом случае, все зависит от ожиданий. Уже трейлер давал понять, чего ждать, и сам фильм ожидания оправдал практически полностью. Те же, кто хочет получить чистый боевик, фантастику, антиутопию, будут разочарованы получившейся дикой смесью, в чем-то отталкивающе несовершенной, а в чем-то необычайно стройной.

Не согласен я с тем, что рельсы, по которым бегут поезда-государства, закольцованы. На самом деле есть точка, где все они сходятся воедино. Станция под названием «Забвение». Огромное пространство, заваленное обломками столкнувшихся поездов, замерзшими трупами их пассажиров, без разбора – элиты или работяг. И может, был бы шанс разминуться, если бы станционный смотритель не отвлекся, не заснул, не умер бы от старости. Если бы он вообще когда-либо был. Или если бы кто-то додумался дернуть стоп-кран. Но поезда все мчатся сквозь снег.

Фэйспалмы во время просмотра этого фильма настолько часты, что можно серьезно травмировать лицевые кости. Он укатывает в ничто любой негативный треш и угар, который до этого умудрился лихо нае*вать доверчивого киномана своим каменно-серьезным лицом. Тут, конечно, можно возразить, что существует соответствующий жанр, что бла бла бла, туда сюда и как-то так, но по факту тут все таки есть доля символичности, пускай и не взятая режиссером в расчет.

Начнем с того, что прокатчики, несознательно спасшие многих падких на «глубокое» и «азиатское», не захотели покупать пленочку для широкого кинополотна. Ну и хрен с вами, сказали пираты и замутили подпольные копии с блек-джеком, шлюхами и  фееричными озвучанием и переводом. По странной и невероятно веселой иронии, потребляющие, все-таки, были неосторожны с желаниями, снафф не удался, а послевкусие и странные новые ощущения остались. Ляпы и приколы, конечно, подробнейше разобраны, поэтому давайте промотаем и перейдем к сути увиденного.

  Схема мышления, отторгнув возможность воспринимать происходящее всерьез, сразу начинает искать некую внутреннюю притчу, сердцевину этого сюрреалистично-гротескно-вторичного говна, но не найдя, впадает в нешуточное замешательство. То есть этот вибрирующий, переливающийся ядовитыми цветами и по размерам сопоставимый с киношным поездом фаллоиммитатор безудержно пронзал глубь нейронных соединений зря??!! Что ж, на этот вопрос нам ответит Кеп…

Чтобы не чувствовать себя вчистую использованными, вспомним о заявленной символичности. На самом деле, все эти давно пережеванные мыслишки про классовое деление, пафос борьбы, и прочие клише плотно уложены в головах не одного миллиона человек, общение с которыми в больших количествах делает безнадежным мизантропом. Спекуляции и однобокость, как аспект кинопроизводства здесь тоже в тему, поэтому, осознание факта, что режиссер круто уронил лицо, должны помочь в утирании слез, быстром забытии увиденного и воскрешении трепетной любви к киноискусству).