Изоляция является самой страшной пыткой для человеческого разума, но путей, ведущих к изоляции отдельной человеческой души не счесть. Существуют вещи, которые, оставаясь одинаковыми в своей сути, как будто по чьей-то жестокой прихоти способны создавать или разлагать нас. Такой механизм существует в одном месте – Острове Скорби, бессловесном «куске земли», который превращает нас в собственную боль и неутоленный голод желаний. Ошибка ли дать ему со временем красивое имя и создать иллюзию контроля ситуации? Страдать каждый день, но тонко чувствовать запахи моря, брызги и солнце, рельефы траурных скал…
Из подобного парадокса сколачиваются декорации жизни Эрики (И. Юппер). Ее трагедия – в восприимчивости, свойственной эмпатам. Чересчур хрупкая Эрика не способна была сопротивляться деспотичной матери ханже (Ани Жерардо), боли от потери отца… Ханеке показывает нам личность, способную на чуткую любовь, но не умеющую ее выражать. Запертый в себе человек на тугом поводке… Обратите внимание на ее манеру держаться, одежду, речь – все станет понятно. Внутри бесстрастной внешне женщины тлеет голодное полуживое существо; накормите это существо – и оно рискует погибнуть. Впрочем, давайте сменим тему беседы…
Ханеке приводит актеров на площадку, и сообщает им свойства персонажа, как если бы готовил театральный спектакль. Он ставит актерам задачу на некоторое время сделать образ своим естественным состоянием, потому что в рамках созданного киноязыка основной акцент сделан на непрерывность. Речь не о пресловутом «вжиться в роль», потому что режиссер заранее знал (и кропотливо изучал) возможности своих исполнителей. Вспомните Смоктуновского, игравшего Баха, и вы быстро поймаете суть.
Планы в картине очень длинны и емки, мизансцены практически лишены динамики, движение камеры уверенно и неспешно – попросту говоря, ничего не отвлекает. В такой экранной обстановке зрителю, сначала понемногу а затем постоянно, подбрасываются очень острые углы различного характера. Их первичная задача – обескуражить. Кино «непристойно» и провоцирует рядового зрителя на весьма полярные реакции. К тому же, ленту тяжело вынести психологически в силу отсутствия полумер в описании главной (по сути, единственной) коллизии. Тех, кто в панике не убежал от экрана и проявил проницательность, история заставит размышлять – именно размышлять, а не почесывать мозговые центры слезопускания или отвращения.
Вся лента пронизана страданием. Взгляд Эрики в кульминационной сцене и есть агония, возможно, сумерки разума, который больше не в силах терпеть боль. По каким-то причинам эту самую трагическую метаморфозу героини подвергают неуклюжей и абсолютно неуместной поэтизации, что равносильно воспеванию процедуры кремации.
Музыка не нуждается в представлениях. В контексте фильма она создает очень правильный, почти неуловимый оттенок (любителям микросмыслов будет ясно – какой именно).
Заданы очень правильные и неочевидные вопросы о человеческой душе, природе желания, страхе, любви… Созданы очень точные психологические и эмоциональные рисунки. Перед нами заключительный этап пытки длиною в жизнь; ну, а палачи известны… Открывается дверь, Эрика торопливо уходит прочь; сквозь гул машин еще различим стройный звук исчезнувшей навсегда надежды…
Комментариев: 102 |
Положительных отзывов: 13 |
Отрицательных отзывов: 5
Удивительно, я не дочитала книгу и не досмотрела с первого раза фильм. Книга ошеломила виртуозными формулировками, с которыми хуже справлялась экранизация.
"Призывает ее к ответу и прижимает к стенке: инквизитор и расстрельная команда в одном лице, которое семья, частная собственность и государство наделили неоспоримым материнским правом"
И досадно, безумно досадно было смотреть на профессора музыки. Все казалось какой-то безумно грубой копией чего-то происходящего рядом. Мне не понравилась Изабель Юппер, она плохо справилась с ролью учительницы музыки, да ещё и с проблемами.
Но досмотрела, такие сюжеты плохо оставлять в недосмотрах. В таких случаях принято говорить из спортивного интереса.
Хотя может и не спортивного.