Здесь каждый капельку наследник
страны, где зло считалось злом.
Мы поколение последних,
кто собирал металлолом,
бутылки и макулатуру
не за бабло, а за «ура».
Мы создавали масскультуру,
узнав на вкус «Три топора»…
Саша Кладбисче

     «Над Москвой засветились звёзды. Я их видел собственными глазами. Яркие белые точки, они рассыпались в чёрной бездне, как будто кто-то неосторожно порвал нить с бусами. Теперь их уже не собрать, не нанизать на крепкую суровую нить, не надеть на шею любимой

девушке. Так и будут они вечно висеть над моей головой. Каждая из них как одинокий глаз тайфуна в штормовом океане. Мне стало грустно…»

     Выдавая талантливого автора, эти строки ни разу не напоминают нам о фильме «Курьер». И всё-таки они плоть от плоти, трагикомическая картина конца 80-ых и повесть Карена Шахназарова. Именно последний и зачал его, и родил. Начиная с буквенных хромосом на книжных страницах «Юности» в 1982 году и заканчивая железной коробкой с отснятой киноплёнкой в декабре 1986-го.

     На дворе – перестройка. В душах – подъём и незнание того, что с ним делать. Отсюда – маета и впадение в крайности, потерянность и ожидание перемен, о которых через год после «Курьера» из культовой же «Ассы» разнесутся по горам и долам пока ещё «единого и могучего» пространства слова Виктора Цоя:

«Перемен!» - требуют наши сердца.
«Перемен!» - требуют наши глаза.
В нашем смехе, и в наших слезах,
и в пульсации вен:
«Перемен! Мы ждём перемен!»

     А пока… Пока одни пользуются элитным положением родителей, поступая в МГУ, подражая движениям дерущегося Брюса Ли на видеокассетах и кичливо рассуждая о парижской моде, другие живут в типовых высотках на окраине, танцуют на пустырях (о, первый брейк-данс в советском кино под «Rockit» Херби Хэнкока!) и не видят ничего предосудительного в работе грузчиком. И непосредственный парень Иван Мирошников с хорошо подвешенным языком, то и дело заносящим его на обочину скользкой словесной дороги, вовсе не так бесшабашен и раскован, как хотелось бы ему самому и поначалу мерещится зрителям. Воображаемый мир Ивана богат и красочен. Там прячется в песчаном карьере сбежавший леопард и выходят на охоту ради пропитания, а не развлечения, звеня ожерельями и потрясая самодельными копьями, свободолюбивые масаи. Реальность же потрескана, как почва саванны. Родители развелись. В активе – должность курьера в журнале «Вопросы познания». В пассиве – попытка поступления в институт, которая засчитана ему как акт повиновения мудрым предкам. В перспективе – армия…

     Лениво-расслабленная атмосфера издательства – классический пример славянского делового стиля. «Что такое русская душа? Созерцательность! Если Гоголя почитать... Помните, сидят два крестьянина и про сломанную телегу разговаривают: до какого города она допрёт? Нет, чтобы починить. Или поступок какой совершить. Не-е-ет. Их другое волнует. Так и по сей день…» (Инна Чурикова)

     Лица его работников знакомы отечественному зрителю, точно лица родственников. Красящая губы в покойницкий цвет секретарша Зиночка (Светлана Крючкова) и балагур Степан Афанасьевич (Александр Панкратов-Чёрный) сотрудника не напрягают. Да и кто он такой? «Погоды не делает, пойди-подай». Погоду он сделает в доме профессора Кузнецова (Олега Басилашвили), где впервые столкнутся лоб ко лбу «два мира, два образа жизни». И прозвучит набатом риторический вопрос: «Я, мы, наше поколение хочет знать, ради кого мы жили и боролись. В чьи руки попадёт воздвигнутое нами здание?!» И в противовес ему – хулиганская песенка про серого козла, отбарабаненная в четыре руки на антикварном инструменте. Иван переживёт первую любовь, а профессорская дочь Катя (Анастасия Немоляева), нежданно-негаданно столкнувшаяся с «пролетарием», – поползновение к «русскому бунту, бессмысленному и беспощадному». Как ни странно, у субъектов из разных классов всё-таки найдётся общая черта: одиночество…

     Исполнители главных юношеских ролей органично вписались в контекст повествования. Отец Насти, оператор-постановщик Николай Немоляев, как раз оформлял развод, а приведённый ею на съёмочную площадку бывший одноклассник Фёдор Дунаевский был тем ещё фруктом. Тоже из распавшейся семьи, он с 14 лет работал санитаром, дворником в детском саду, играл и пел с друзьями рок. Его Иван – невыдуманная смесь романтизма с реализмом, «типичный представитель современной молодёжи», в которой Кузнецовы только полагают, что разбираются не хуже, чем в сортах сыра. «Я каждый день смотрю телевизор и уверяю вас, что очень хорошо знаю нашу молодёжь!» - гордо заверяет гостей профессорская матушка, великолепно сыгранная острохарактерной русской актрисой Евдокией Урусовой. Образы озлобленных духовных нуворишей всегда удавались Олегу Басилашвили. Его Семён Петрович высокомерен, нетерпим, но моменты мягкосердечия и искренняя любовь к дочери делают его героя живым и местами симпатичным. Самой же многомерной, настоящей и вызывающей шквал эмоций от еле подавляемого хохота до скупой слезы на щеке стала Лидия Алексеевна Мирошникова. Мать Ивана – возвышенное создание. Проникновенно читает Шекспира с Вознесенским, выводит рулады о космосе, но глубоко несчастна и прозябает в житейской пыли. Инна Чурикова, десять лет отказывавшаяся от сотрудничества со всеми режиссёрами, кроме собственного мужа Глеба Панфилова, украсила картину. Дерзновенно выйдя за рамки реплик своей героини, обозначенных в повести, она подарила нам импровизацию о зоопарке и планетарии после зала суда. Разве можно забыть глаза на пол-экрана, где живёт уже не столько учительница Мирошникова, сколько любая женщина, и, разумеется, уникальный дуэт с Фёдором Дунаевским на песню «Землян» «Трава у дома»? Как позже, исполняя с Земфирой её «Не пошлое», Инна Михайловна поёт не по нотам или тексту – она отправляется далеко-далеко «на простор речной волны» и ликует душой. О чём-то своём, сокровенном, но отчего-то созвучном каждому из нас…

     Может быть, потому, что ни один из героев фильма не идеален, они и дороги нам? Говорят то, что думают, грезят наяву о естественных, понятных вещах. Например, о замужестве с японцем, потому что «у них технологии самые передовые». Или быть очень красивой, чтобы нравиться всем мужчинам, ехать в спортивной машине в длинном алом шарфе, с магнитофоном и маленькой белой собачкой на сиденье. Мы-то прекрасно понимаем, что высокие заявки о победе коммунизма – это полёт мысли и желание эпатировать, как предложения из фантазийной же автобиографии: «Я родился в провинции Лангедок в 1668-ом году. Мой род, хотя ныне и обедневший, принадлежит к одним из самых славных и древних семейств королевства…»

     И так радостно, когда одна мечта в финале картины сбывается! Хочется мечтать теперь на самом деле о чём-нибудь великом…

     В какой-то мере символично, что повзрослевшие после съёмок молодые люди продолжили поиски индивидуальных мечтаний за пределами кинематографа, в реальной жизни. Анастасия Немоляева занимается сегодня дизайнерским бизнесом, расписывает стекло и дерево, а Фёдор Дунаевский иммигрировал в Израиль, поэтому оба крайне редко появляются на экране.

     Кто-то из кинокритиков называет Ивана страстным пассионарием и новым Чацким или Базаровым, а кто-то – вялым Гамлетом и едва ли не разговорчивой социальной амёбой о двух ложноножках. Он ни то ни другое. Не образец для подражания и не пустой «шут» или «циркач». Не революционер и не инертный недоросль (вспомните об исконно русской созерцательности!). Перед нами – обычный парень из эпохи 80-ых.  А этот фильм, в отличие от людей, не стареет и не меняется. И он не о каком-то там абстрактном поколении. «This is my generation. This is my generation, baby…»*

* Это моё поколение.
  Это моё поколение, детка… (англ.)

  (Из песни «My Generation» группы «The Who»)

@ Sat, 19 Sep 2015 19:52:52 +0300