мельчайшее движение на этом лице, каждая минута – упругий, готовый сжаться нерв, вечный поиск. Эти лучшие его фильмы звучны и объемны, постигнуть их и легко и невозможно. Они гипнотизируют тех, кто видит весь танец и переплетение красок – музыкальных, зрительных, эмоциональных. Работы эти сродни пейзажам Моне.

Рядом мы видим еще одну картину, которой режиссер хотел, возможно, показать мучительное противостояние личности истинной и мнимой, их взаимную обратимость и обреченность на совместную жизнь. Речь не о раздвоении, а о постоянной и стремительной изменчивости. О том, что Пушкин и Есенин назвали «черным человеком», а Высоцкий – « вторым Я». И везде этот человек не двойник, – он враг.
 
Если это так, то возникают противоречия и вопросы. В начале фильма мы видим мечту, мечту, которой с восторгом и волнением упивается  Нина (Н. Портман). Это не просто сновидение, это, в понимании Аронофски,  конечная цель, состоящая в цельности героини, отсутствии мнимых и реальных  оков. Поначалу Нина тревожна, но затем наступает вспышка, приятие победы над собой, наслаждение совершенством.

Теперь, согласно логике, должен быть показан поистине драматичный и тернистый путь к этой кульминационной точке борьбы. Мы видим пока что достаточно тонкие аллегорические  намеки на душевное состояние танцовщицы. Встречи с двойниками, порезы на плече, все более и более нагнетаемое волнение. Первое подозрение вызывает внезапный переход на «балетные интриги», а созерцая актерскую
игру «солисток», попадаешь как бы в молодежный сериал. В значительной  мере это определение относится и к игре М. Кунис. Все больше настораживают реплики Тома (В. Кассель) – «ты сможешь, отпусти себя».

Первое грубое упущение – это глупое смещение акцента в сторону простой закомплексованности, хрупкости и скромности героини как причины происходящих с ней провалов сознания и все более сильных галлюцинаций. Тогда цвет сюжета либо неуместен, либо нелеп. Первое являет собой слабую и нелогичную взаимосвязь всех этих разнородных видений с простым комплексом неполноценности. Да и факторы давления на личность балерины никак нельзя назвать разрушительными. Второе и худшее из двух – отсутствие в картине магнетической сложной личности, природа которой есть пребывание на грани безумия и отчаянная схватка с целью собрать себя воедино.

Далее следует череда плохо вплетенных в картину эротических видений и сцен, истерик, разбавленных грамотно и со вкусом поставленной балетной хореографией. Комично выглядят галлюцинации о буквальном перерождении в черную лебедь, сцена со сросшимися пальцами ног вызывает улыбку, превращение рук в крылья во время танца – легкий смех. Картина не является сильной настоящей драмой, а немалая часть использованных в ней метафор – пошлы и неуместны. Это небольшой набор блеклых,  разрозненных отрезков, которые очевидно не выстраиваются в красивую линию.  

Кульминация ленты – драка в гримерной с мнимой соперницей. Этот эпизод либо смягчен, либо не доработан. Но склониться стоит все же в сторону второго, так как происходящее в нем отрицает идею о губительной болезненной одержимости и оставляет лишь желание себя преодолеть и раскрыться, ведь на некоторое время Нина видит саму себя. Слишком все бездыханно, особенно после того, как обнаруживается ранение зеркалом (предсказуемый и ненужный ход).

Даже красивая гибель со словами о совершенстве не вызывает никакого душевного резонанса, поскольку все уже испорчено многочисленными «недоделками». Гармоничная, но не броская игра актеров, как всегда лаконичный сценарий, хороший монтаж, но трагична и сильна здесь лишь музыка. В ней все и растворяется, не оставив и следа.

Посвящается Сюн.